– Хозяйство это!.. – выпалила она с упрёком. – У тебя руки уж до колен вытянулись. Будь оно не ладно…
– Замолч, сказал! Твоё дело вон… – он ткнул пальцем в сторону печи, –черепками греметь. А с хозяйством мы с сыном управимся.
– Так ведь тяжело же тебе, Гриш!..
Он только рыкнул в ответ, резко встал со стула и вышел из дома.
«Дура баба! – проворчал про себя. – И зачем только сказал ей… Теперь запилит жалостью своей. Только повод дай!.. Давно уж подговаривается, мол, а давай продадим пасеку и коровок продадим. Поживём, мол, спокойно. Всё спокою какого-то ей надо!»
***
Мягко щёлкнул замок белой пластиковой двери кабинета, и в проёме показался его сын.
– Ну, чё? – спросил Григорий Матвеевич, стараясь скрыть своё волнение.
– Всё нормально, бать. Пойдём.
И попытался взять его за локоть, чтобы помочь встать. Но Григорий не был настолько немощен, чтобы нуждаться в подобном, поэтому с удивлением посмотрел на сына. Отдёрнув локоть, встал самостоятельно и повторил свой вопрос:
– Я говорю, чё там… с анализами?
– Да нормально всё. Только надо будет немного полечиться.
– А какая болячка-то?
– Бать, пойдём, по дороге расскажу.
Он поймал в глазах сына какое-то смятение и это ему не понравилось. Не понравилось и пробудило недавнее волнение, зародившееся, когда доктор в свой кабинет пригласил не его, а сына. Неприятный холодок чуть шевельнулся где-то внутри и не хотел никуда уходить. К этому холодку прибавилось то, как сын попытался спрятать глаза, когда он задал вопрос.
– Та-а-ак!.. Послушай, – сказал Матвеич сыну, пряча своё волнение, взведённое ожиданием. – Я ведь не дитё малое и не немощный старик, хотя и старик, чтоб со мной вот так…
– Бать, пойдём…
– Нет, погоди, – решительно возразил он, уже с чуть заметным раздражением. – Дома мать меня охаживает, ах Гриша, ах тяжело тебе, ах полечиться надо. Доктор этот!.. Со мной-то чё не стал говорить! Ты глаза прячешь!.. Я что?.. Что за таинство-то тут устроили.
В силу своего резкого и прямолинейного характера последнюю фразу, он произнёс уже не сдерживая себя, и многие, сидевшие в коридоре, обратили внимание на беседовавших отца и сына.
– Бать, – снова произнёс сын, – по дороге всё расскажу.
– Да ну тебя! По дороге…
Он резко развернулся и пошёл к кабинету, около которого недавно ждал сына. Распахнув дверь, широким решительным шагом прошёл к столу, где сидел доктор. Ещё не старый, но уже и не молодой хирург с любопытством посмотрел на старика, ворвавшегося в размеренную тишину его кабинета.
– Так!.. – решительно сказал старик и затянулся паузой, подбирая нужное слово.
– Семён Аркадьевич, – подсказал доктор, видя, как старик, щурясь, пытается рассмотреть буквы на его бейджике.
– Что… Семён Аркадьевич? – недоумённо произнёс старик.
– Меня так зовут. Семён Аркадьевич. А вы Григорий Матвеевич. Правильно?
– Да! Он самый, – решительным тоном подтвердил старик, но всё же мялся, не зная с чего начать.
– Слушаю вас, – произнес доктор.
– «Слушаю!» – собираясь с мыслями, Григорий Матвеевич нервно повторил слова доктора.
В это время дверь открылась, вошёл сын и сказал:
– Извините, Семён Аркадьевич!.. – затем обращаясь к отцу, добавил, – Бать…
– Стёп, сынок, дай мы побеседуем… С Семёном Аркадьевичем. А ты… – он несколько раз махнул рукой, давая понять, чтобы сын закрыл дверь. – Ты погоди пока, там… в коридоре.
Доктор поймал взгляд Степана и кивнул в знак согласия. Потом добавил:
