– Спокойно, профессор, не разболтает. Только что я узнал о страшной болезни барона – об астме. Сами понимаете, в казематах холодно и сыро, врачебного надзора нет, не ровен час, простудится наш Жадикус и помрёт от удушья… Кстати, вы мне напомнили, что надо повидать барона. – Гекс освободил кресло и вытащил из рукава скрученную удавку. – Получите у моего секретаря документы и пропуска и работайте, товарищ, только нас не забывайте, ибо ежели вы нас забудете, то и мы вас не вспомним. Никогда.
* * *
Шмеля едва продрал глаза и сразу почувствовал, что нынешней ночью ему в рот гадили кошки. Вчера перед сном он опять дал гари. На сей раз это был дрын – драгоценный наркотик продавался здесь на каждом углу и по сногсшибательно низкой цене. Три клизмы дрына унесли «крышу» Шмели за тридевять земель, в другое измерение, где не было горестей, силы тяжести и прочих досадных неудобств реального мира. У дрына имелся лишь один побочный эффект – после «возвращения» следовало обязательно успеть добежать до нужника. Дело в том, что наркошу атаковывал жесточайший жидкий стул, жидкий стол, такое же негустое кресло и другие хлипкие предметы мебели.
Шмеля, еле передвигая ногами, подошёл к окну и глянул на распахнувшийся внизу город, вдохнув сырой, отдающий помоями, воздух. Улицы, как обычно, были запружены. В канавах, как всегда, возились бичи. Ничегошеньки не изменилось в этом душном, скотском, неблагополучном и неуютном городе, где приличного эльфа, заслуженного работника СВР, будущего дипломата, ум, честь и совесть Империи, заставляют спать, не избавив его нежные ушки и чувствительный носик от всяческой погани.
«Ничего, гады, – погрозил Шмеля клокочущей улице, – я ещё с вами поговорю! Я вам покажу, почём фунт лиха!» Да, увы, теперь он хотел нести добро и просвещение этим роющимся в отбросах свиньям. Вчера, только покинув императорский дворец, Шмеля мгновенно взялся за исполнение обязанностей агента СВР, отбив троих парней от злобной старушки. Ребята просто старались помочь бабушке донести тяжёлую сумку до дома; один из них, видя мучения старухи, от отчаяния даже попытался вырвать ношу из её рук, но бабуля оказалась на редкость упёртой и огрела юношу этой же сумкой по хребту. Вариации помощи старушенции терпели фиаско одна за другой, и, не подоспей Шмеля вовремя, дело могло кончиться совсем плохо. В итоге злую бабку повязали и отправили на трое суток в казематы – перевоспитываться. Будет знать, карга старая!..
…От сладких воспоминаний Шмелю оторвал склизкий голосок Кыси, стоящего на площади перед штаб-квартирой и пытающегося докричаться до друга вот уже битые десять минут.
– Шмеля! Шмелик! – зазывал он. – Шмелёныш! Шмелюня! Шмелюнёныш!.. Эй, говнюк ушастый, а ну бегом спускайся! Я тебе чё, пугало огородное, чтобы тут торчать?
Шмеля тоскливо вздохнул и с грустными мыслями о том, что сейчас Кыся будет жрать землю под его чутким руководством, покинул цитадель СВР, напоследок поплутав в поисках лестницы вдоль вереницы бесконечных дверей, из-за которых иногда доносились стоны, крики и слёзные мольбы «не бейте, дяденька, я всё подпишу!» Новичку не хотелось покидать штаб-квартиру на самом интересном месте, но ослушаться Гекса не хотелось всё-таки больше.
– Доброе утро, напарник! – заулыбался Кыся, едва Шмеля вышел под яркое солнышко. Улыбку как корова языком слизнула, когда кулак Дырнявкина вошёл в тесный контакт с челюстью Затюканского, и Кыся очутился на кирпичах площади, по обыкновению скуля себе под нос.
