ФОМА – Кто?
БАРБОС – Ты – нехороший человек.
МУРКА – Ты, Барбоска, полегче… Полегче…
БАРБОС – А чего – полегче? Он меня, между прочим, постоянно костью дразнит, и палкой бьёт. А я ему за это правдой служу. Я ему такие песни по ночам пою! (Воет) Вот, порой, пою песню и думаю – вот стать бы человеком! Я бы тогда, перво-наперво Фому из дома выгнал.
ФОМА – Да ну?
БАРБОС – И вот, кажись, наконец-то, я – человек! Ну, Фома, прощайся с домом…
ФОМА – Чего?
БАРБОС – Того… Того, говорю. Всё, Фома, лишаю я тебя твоего наследства в свою пользу. Станем мы теперь с Емельяном Понкратичем вдвоём жить – душа в душу. Он мужик мировой, в чудеса верит как ребёнок. Опять же – сказок знает много.
МУРКА – Ты Барбоска, мечтать-то мечтай, да нос не задирай.
БАРБОС – А тебя, Мурка, я в жёны возьму. Я тебя давно знаю. Ты хоть малость плешивая, но шустрая, и рыбу ловишь резво.
МУРКА – Ты, вислоухий, совсем рехнулся, или как?
БАРБОС – Ты, Мурка, молоко любишь?
МУРКА – Ну, люблю…
БАРБОС – А знаешь, сколько их корова Зорька молока даёт?
МУРКА – Сколько?
БАРБОС – Два ведра. Тебе одно ведро, мне ведро. Ну, дедушке нальём чуток…
ФОМА – Эй! А чего это вы тут моё молоко делите!?
БАРБОС – Молчи, Фома! Теперь ты обездоленный! Бомж! Теперь ты у меня в гостях, а я… Я теперь от радости песни петь буду, и на гармошке играть.
ФОМА – Тятька! Тятенька! (Убегает из избы)
Барбос поёт песню и играет на гармошке.
МУРКА – (Смотрит в окно) Ну вот, кажись мы и допелись. Фома с Емельяном Панкратичем бегут, у обоих в руках вот по такому дрыну! Ты, Барбоска, как знаешь, а я, пожалуй, пойду…
БАРБОС – (Испуганно) Да? Дрын – дело гиблое… Эх, прощайте мои мечты…
Мурка и Барбос убегают.
Сцена пятая
Появляется Фома. В руке у него палка.
ФОМА – Вот я вас сейчас… Эй, вы где? (Заглядывает во все углы) Никак, в окно сиганули? (Его вдруг осеняет.) А может, их и не было совсем? Может это я спал? И мне такой сон странный приснился? (Ложится на лавку) Точно! Сплю я! Сейчас придёт батя, и тогда я проснусь. Проснусь окончательно.
ЕМЕЛЬЯН – (Входит с огромной дубиной) Ну, где они, твои притеснители?
ФОМА – (Сонным голосом) Тихо, батя, тихо… Чего разорался?
ЕМЕЛЬЯН – Чего, тихо-то?
ФОМА – Не видишь что ли – сплю я. Дай сон досмотреть…
ЕМЕЛЬЯН – Какой сон?
ФОМА – Да вот – про говорящих кошек да собак.
ЕМЕЛЬЯН – Не понял…
ФОМА – А чего понимать-то? Нам, батя, вся эта чушь приснилась про говорящих кошек-мышек, а мы как дураки и поверили.
ЕМЕЛЬЯН – Приснилось?
ФОМА – Ну!
ЕМЕЛЬЯН – Сразу обоим?
ФОМА – Ага.
ЕМЕЛЬЯН – А если возьму я дубину?
ФОМА – Дубина – это не доказательство. Это только способ доказательства, и он, батя, способ этот – варварский. Архаизм это!
ЕМЕЛЬЯН – Эй, Мышка, поди-ка сюда.
МЫШКА – (Входит.) Чего звали, батюшка?
ЕМЕЛЬЯН – (Фоме.) А это кто – тоже сон?
ФОМА – Это?.. Это – девка.
ЕМЕЛЬЯН – А откуда она, по-твоему, взялась?
ФОМА – Почём я знаю? Наверное, ты её и привёл, чтобы над сыном поиздеваться. Вы с ней сговорились, а я страдать должен?
ЕМЕЛЬЯН – (Поднимает дубину) Ну, пора тебя, Фома, ото сна-то пробуждать!
ФОМА – (Вскакивает и пятится) Батя, ты чего? Это не правильно, с дубиной на спящего сына.
ЕМЕЛЬЯН – Ничего, в жизни много не правильного…
МЫШКА – Погодите, Емельян Панкратич, давайте разберёмся! А вдруг и вправду – Фома Емельяныч спит?
ЕМЕЛЬЯН – Да ты что, дочка, не видишь, что он над нами издевается?
МЫШКА – А вдруг – не издевается?
ФОМА – Да, а вдруг я не издеваюсь? Может у меня сон такой крепкий? Может я лунатик?
