Текел. Ты взвешен и найден лёгким - страница 8
У нее в руках был открытый альманах и страница с моим произведением.
– Да.
– Мизантропам тяжело живется, а с комплексом сверх полноценности – особенно.
– А я не мизантроп.
– А ваш герой, да.
– Ну, так уж вышло. – Спокойно сказал я и отвернулся.
– Ты все свалил на общество. – Резко, перейдя с «вы» на «ты», поставила она меня в укор.
– Что?
– Ты обвинил всех и вся, кроме себя.
– Рассказ не про меня.
– Про тебя.
– Откуда вы знаете?
– Потому что такие, как ты, пишут только о таких, как ты.
– Вы все сказали? – Спросил я, немного разозлившись.
– Слишком негативно.
– Еще?
– Все плохие у тебя! – Воскликнула она. В ее пустых белых глазах, будто что-то треснуло. Она продолжала. – Куда катиться мир? Нарожают дегенератов и радуются.
– Теперь все? – С каменным лицом и холодным тоном спросил я.
– Оскорбительно! – Она, наконец, выплеснула весь остаток своего яда.
– Знаю.
– Тогда зачем пишешь? – Выставила она вперед челюсть.
Я тяжело вздохнул и нахмурил брови. Почему ее так разозлил мой рассказ? Небольшой, простой, но пессимистичный рассказ про школу и о том, как там паршиво. Не более.
– Я пишу… – Говорю. – Для таких, как вы.
– Зачем это?
– Да чтоб позлить вас и оскорбить хорошенько! – Грубо ответил я и всем телом отвернулся к Софье.
Бабуля фыркнула и не издала больше ни единого звука. Слава Богу. Я уважаю взрослых людей, но иногда они перегибают палку. Да, они дольше прожили, вероятно, больше знают, но, отнюдь, морщины на лице и седые волосы – не привилегия. Всю жизнь, такие, как она, находят во мне козла отпущения. И не все из них старики. «Ты злой», «ты всех ненавидишь» – говорят они. И я удивляюсь, ей Богу. С каких пор, тот, кто говорит правду о человеке и в целом об этом мире зовется мизантропом? Чушь! Покажите мне хорошего человека, и у меня ни за что не повернется язык назвать его плохим или как-то осудить. Покажите мне океан, и я похвалю его. Дайте мне на руки ребенка, и я прижму его к груди, целуя в темечко. Покажите мне просящего, и я подам ему. А если покажете мне кучу навоза, то я моментально назову это говном.
Но самое удивительное, что эти люди, строящие из себя оптимистов, вовсе не являются такими. Это фикция. Они, на самом деле, сами озлобленны на весь мир, а иначе, просто снисходили бы до таких «убогих мизантропов», как я.
– Давай найдем твой рассказ? – Предложила Софья.
– Не надо. – Говорю. – Давай что-нибудь другое глянем.
Я раскрыл книжку и остановился на 97-ой странице. Рассказ назывался: «Как меня заблокировали в социальной сети». Написал некий Святослав Прохоренко.
– Ну, листай дальше. – Сказала она.
– Погоди. – Я поставил палец на начало текста и принялся за чтение.
«Как-то раз, летним, жарким вечером я зашел к себе в социальную сеть и обнаружил, что меня заблокировал старый одноклассник. Что в такие моменты может почувствовать человек пятидесяти лет? Огорчение, обиду, страх, разочарование…» Я остановился, не дочитав до конца.
– Ты прочла?
– Читаю. – Говорит она.
А я задумался, глядя в никуда. И о чем только думал Святослав Прохоренко, когда писал этот рассказ? Что чувствует человек, когда его блокируют на каком-то сайте? Может быть, кто-то и чувствует огорчение или еще что-то на подобие, но как он может почувствовать от этого страх? Страх перед чем? И он пришел с этим на конкурс, надеясь, что победит. С ума сойти. Наверняка, у него полно рассказов вроде этого. Типа: «Что чувствует человек, когда собирает одуванчики?» или «Что я делаю, если у меня в зубах застревает петрушка или мак». Забавно. Не удивлюсь, если бабушке, сидящей рядом, понравился этот рассказ. Мне до жути интересно почитать, что же настрочила она, но мне было безумно лень оборачиваться к ней и узнавать, на какой странице находится ее произведение.