Позвали нас к себе и бабушка Марины с дедом. Дед – бывший известный актёр театра оперетты – уже заговаривался от старости. А бабушка – тоже в своё время известная исполнительница цыганских романсов – просто пожирала меня от любопытства: кто мои родители, какая у нас жилплощадь, как я думаю жить дальше.
– Мама, – сказала ей Валя, их дочка, тётка Марины, – они же пока студенты.
– Тогда не рано ли… – начала бабушка, но Валя её перебила: «Они сами сообразят, мама!»
– Да, да, – сказала бабушка и рассказала нам, чем сейчас занимаются Валя со своим мужем Сашей. Они по договору с театром оперетты пишут либретто спектакля. Все, кто читал отрывки, в восторге!
Оставалось совсем немного времени до похода в загс, когда отец Марины пригласил нас к себе, познакомил меня со своей женой – Марининой мачехой.
Та мне сразу не понравилась. Говорит неестественным менторским тоном, будто я ей что-то должен. «Сейчас мы будем пить обыкновенный мещанский чай» – кому это адресовано? Мне? Но я не считал, что чай пьют только мещане или что чай – мещанский напиток.
Отец был вежлив, но недоброжелателен.
От свадьбы мы отказались, но отец Марины настоял, чтобы после загса мы пришли к ним.
Мы пришли: квартира была полна Марининых родственников. И один из тостов её отца прозвучал для меня оскорбительно. «Ничего, – сказал он, – пусть поживут. Вот разведётся Машенька, выйдет снова замуж, и тогда мы устроим настоящую свадьбу».
Я не отреагировал. Но ему это запомнил.
А через короткое время жене пришло извещение из милиции, что на такой площади, как у неё, она одна жить не может и потому должна быть готова к уплотнению.
То есть ей не предложили меньшую, однокомнатную квартиру, а предложили готовиться к тому, что в квартиру со смежно-проходными комнатами вселят соседа! В этом смысле мы успели опередить неизбежное: превращение квартиру в коммунальную.
Худшие отношения у меня сложились со Светланой, сестрой Марины по матери, которая почти сразу заявила, что перед смертью мама хотела прописать в квартиру своего внука, её малолетнего сына, что в дальнейшем оказалось ложью, которая очень отличала Светлану. А потом мне открылось, что квартира не даёт покоя не только ей, что большинство родственников решило, что я женился на квартире.
Что говорить, отдельная квартира в то время ещё была редкостью. Но чтобы прописаться к жене, мне пришлось нарушить обещание, данное своим родителям: не выписываться из комнаты. Отец, ждавший со дня на день повестки из исполкома, который должен был предложить семье квартиру, уговаривал меня согласиться на подселение чужого человека в Маринину квартиру, обещая выбить в исполкоме комнату, которую мы потом вместе со своей могли бы обменять на полноценную площадь.
Но такая перспектива нас не устраивала, и я выписался из родительской комнаты.
Надо же, недели не прошло после моей выписки, как пришла повестка родителям: на 4 человека предлагали вполне приличную с двумя большими комнатами квартиру в Новых Черёмушках, но после, узнав, что в семье сейчас трое, дали смежно-проходную, полуторную квартиру на Донской улице с крошечной кухней, совместным санузлом и почти полным отсутствием коридора.
У меня и прежде были не слишком хорошие отношения в семье, а здесь они резко ухудшились.
Но что я мог поделать? Уже через год появился сын, и оказалось, что наша квартира жилой площадью в 27 метров для троих не слишком уж велика. Хотя порой в неё набивалась вся наша студенческая группа.
