Эльфийка что-то говорила ей, а женщина не слушала, закрыв глаза.
Перед мысленным взором мгновенно предстали картины недавней битвы.
Падающие люди и эльфы, огненные шары, горящие повозки – всё это оставило неизгладимый след в памяти.
По щекам скатились две слезы.
– Ты глупая! – скривилась Роксвендра. – Почему плачешь?
– Тебе не понять, – вздохнула пленница. – В твоём сердце нет места для света и доброты. Ты не знаешь, что такое любовь к тем, кто тебя растил, отрывал от себя с болью и кровью, недоедал и недосыпал. И тебе не постичь моих чувств, ибо я навсегда потеряла близких!
Она быстро вскочила на ноги, прежде чем кто-либо успел что-то сделать, ударила Роксвендру по лицу и бросилась прочь.
Эльфийка прижала руку к расцарапанной щеке.
Орнир молниеносно достал кинжал, но Роксвендра остановила спутника:
– Я сама убью её.
Она выхватила кинжал и метнула в беглянку.
Убитая женщина упала на снег.
Роксвендра подошла к ней и толкнула ногой.
Тело перевернулось, и Андаинги увидели, изо рта эльфийки течёт кровь.
Роксвендра с ненавистью вытащила кинжал из спины несчастной и бросила Орниру.
Тот на лету поймал оружие, вытер лезвие о край тёмного Андаинга и убрал в ножны.
Роксвендра вернулась к Андаингам.
Никто больше не обращал внимания на молодую мёртвую эльфийку, лежавшую от них всего в нескольких метрах.
Они сели вокруг костра.
Мидгард поднял глаза на своих воинов:
– Теперь двинемся прямо на восток. Мы должны бысьрее Избранных добраться до Шойтава и завладеть Книгой.
– Мидгард прав, – согласился Геранмир, единственный выживший из предыдущих Андаингов. – Стоит спешить, коли хотим победить Избранных и Драконов Неба.
– И потому предлагаю не терять времени и поехать дальше, – Мидгард снова обвёл взглядом спутников. – Согласны?
– Да, – ответил за всех Эртигран.
Надев капюшоны, они поскакали на восток и вскоре скрылись во тьме.
Костёр остался не потушенным и озарял багровым, зловещим сиянием место жуткой резни.
Ничто, кроме треска сгорающего хвороста и завывания зимнего ветра, не нарушало тишины.
Снег заносил трупы, словно окутывал белым одеялом, под коим они будут отныне вечно спать.
Осторожно ступая по каменным плитам пола Башни Солнечного Света, бывшей вовсе и не Башней, а настоящим, устремлённым ввысь, со стрельчатыми сводами и витражами замком, Эбарин шла по освещённому факелами широкому коридору.
Пусть и была уже ночь, спать девушке не хотелось.
Башня притягивала своей таинственностью, и Эбарин желала рассмотреть её.
Было тихо, все почивали.
Блондинка старалась идти как можно бесшумнее, дабы никого не разбудить.
Ей хотелось посмотреть на Мэнэлькарин, о котором сегодня им с Астрид рассказывал Йувеналис, и теперь она двигалась в нужный зал.
«Это как Форлорн в Дагхане, – объяснил чародей. – Только Мэнэлькарин показывает не будущее, а прошлое».
«Возможно, я больше никогда не буду счастлива, как прежде, в детстве, – размышляла Эбарин. – И всё-таки, посмотрев на своё былое, мне будет уже не так трудно, ибо я буду знать, всё, что я делала, было не зря… и однажды мне пригодится».
Она остановилась перед огромными резными дверями, глубоко вздохнула, словно собиралась с духом, и, открыв их, вошла в зал.
Ей показалось, она слышит тихие звуки органной музыки.
Вмиг зажглось несколько свечей.
Язычки пламени отразились в тёмном трёхметровом Мэнэлькарине, вделанном в каменную стену, и озарили невысокую фигуру Эбарин.
