Нас разделяло расстояние в пять шагов, казалось, протяни руку и коснешься ее прекрасного лица. Но мне мерещилось, что между нами был огромный зал, озаренный светом тысяч свечей. Музыка лилась со всех сторон, и она, незнакомка, едва закончила мазурку или менуэт. И все ее тело еще плывет в танце, и золотистый локон на шее шевелится, как живой.
Я тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение.
– Пожалуйте в экипаж! – послышался громкий голос ее кучера.
Девушка вздрогнула от неожиданности и обернулась. Она слегка приподняла подол платья и чинной походкой направилась к карете.
– Позвольте вам помочь, – сказал я, подсаживая Александру на подножку.
Вслед за братом, она опустилась на сидение и замерла, подняв на меня взгляд.
– Благодарю за помощь, капитан! – промолвила и застенчиво улыбнулась. – Прощайте.
– Счастливого вам пути! – сказал я, коротко кивнул, поднял подножку и захлопнул дверцу.
Карета тронулась, а я еще долго смотрел ей вслед.
«Александра, Сашенька, Шурочка, – я с удовольствием перекатывал на языке ее имя, наслаждаясь звучанием. – Мы еще с вами непременно встретимся, милая Саша. Или я не Владимир Ушаков!»
5. Глава 4.
На постоялый двор я въехал ночью, и то, благодаря героическим стараниям моего камердинера Никифора. Сполз с лошади, огляделся и увидел в темноте очертания нескольких экипажей.
Черная, словно обугленная, изба стояла на развилке двух дорог. Та, что была справа – уходила на узкую, заросшую пожухлой травой колею, а та, что виднелась слева – извиваясь между невысоких холмов, покрытых редкими деревьями, исчезала в овраге.
В воздухе висел белесый туман, размывая и без того неясные очертания окружающего пейзажа. Глаза слипались, мне казалось, что как только доберусь до кровати, сразу провалюсь в сон.
– Ну и дыра! – буркнул я, чуть не споткнувшись о высокий, местами стесанный порожек. – Расседлай лошадей, да не перепои их с дороги. Они измотаны до полусмерти.
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство. Все будет сделано в лучшем виде, – засуетился Никифор.
– Надеюсь, здесь есть свободные комнаты, – выдохнул я, почти без надежды.
Вопреки ожиданиям, постоялый двор встретил меня приветливо. Изба оказалась просторной; столешница блестела добела выскобленными досками, в углу мерцал не по крестьянски богатый иконостас, украшенный гирляндами хмеля. Благообразный старик почтительно поклонился при виде меня.
– Мне нужна комната на ночь и ужин, – бросил я.
– Как раз последняя осталась, барин, – с готовностью ответил хозяин. – Чего-нибудь еще желаете?
– Вина дай, и поесть что-нибудь принеси, – сказал я, подходя и присаживаясь к длинному столу.
– Сейчас все будет, – отозвался хозяин.
Один из постояльцев, энергично жестикулируя, жаловался другому на плохую погоду, на лошадей, на разбитую дорогу.
Я неспешно, почти не разбирая вкуса, проглотил кашу с постным маслом, и потягивал из кружки теплое вино.
В избе стоял полумрак. Хозяин заменил свечу тонкими лучинами, воткнув их в железные вилки. Обгорелые угли падали в лохань с водой и шипели, распространяя удушливый запах.
Хозяин сидел на лавочке под образами, терпеливо ожидая, когда, наконец, неугомонные постояльцы разойдутся.
Я задумчиво смотрел в окно, размышляя о предстоящем разговоре с Захаром Андреевичем, когда во двор со скрипом въехал экипаж. Прошло несколько мгновений, на крыльце послышались легкие шаги, и хлопнула входная дверь.
