Схватка была короткой, яростной и кровавой. Это был не поединок чести, а жестокая, эффективная резня. Звенела сталь о сталь, глухо ухали дубины о щиты, слышались хрипы, короткая ругань и пронзительные вопли боли. Разбойники, ожидавшие легкой победы над сонными купцами, а столкнувшиеся с холодной яростью трех слаженно действующих воинов, быстро дрогнули. Их боевой гик сменился испуганными криками. Видя, как их товарищи падают один за другим под точными ударами, они поняли свою ошибку.
Паника, как пожар, охватила их. Тот, кто был сзади, первым повернул назад. За ним, бросая оружие, кинулись и остальные, отчаянно пытаясь скрыться в спасительной, всепрощающей темноте леса, спотыкаясь о тела своих павших. Танец стали был окончен.
Глава 10: Метки на Мертвых
Вскоре все было кончено. Последний отчаянный вопль утонул в ночном лесу, сменившись тяжелым, прерывистым хрипом умирающего. На маленькой поляне, вытоптанной и залитой кровью, воцарилась тишина, прерываемая лишь треском догорающего костра и тяжелым дыханием троих воинов. Воздух стал густым и тошнотворным от резкого, металлического запаха свежей крови, который смешивался с запахом пота, страха и смерти.
Радомир стоял, опершись на свой меч, вогнав его в землю. Адреналин, бурливший в крови, отступал, оставляя после себя дрожь в руках и звенящую пустоту в ушах. Он оглядел поле боя. Шесть неподвижных тел лежали в неестественных, сломанных позах там, где их настигла смерть. Остальные, кто уцелел, растаяли в спасительной тьме, оставив после себя лишь трусливые крики и своих мертвых товарищей.
Из-за деревьев бесшумно, как призрак, вышел Горислав, опуская свой длинный лук. В колчане за его спиной недоставало одной стрелы. Всеволод, с ног до головы забрызганный чужой кровью, которая на его рыжей бороде казалась черной, с отвращением сплюнул на землю.
– Все целы? – спросил Радомир, и его голос прозвучал глухо и устало.
Всеволод провел рукой по плечу, где виднелся длинный разрез на рубахе, но кожа была цела – кольчуга спасла. Он мотнул головой. Горислав тоже отрицательно качнул головой. Пара царапин и синяков после такой свалки не в счет.
– Надо осмотреть их, – сказал следопыт, и в его голосе не было ни триумфа, ни жалости, лишь деловитая сосредоточенность. Он подошел к одному из тел, лежавшему ближе всех к огню. – Узнать, что за люди.
Он присел на корточки и без малейшей брезгливости схватил мертвеца за спутанные волосы, переворачивая его на спину. Радомир, взяв из костра дымящуюся головню, подошел ближе, чтобы дать света. В дрожащем, неверном свете открылось лицо разбойника – грубое, заросшее щетиной, с тупым и злобным выражением, застывшим навечно. Типичный тать, лесной разбойник, чья жизнь стоила не больше, чем его ржавый топор.
Но Горислав смотрел не на лицо. Его взгляд был прикован к груди убитого. Одним резким движением он рванул грязную, пропитанную кровью и потом рубаху. Ткань затрещала, открывая бледную кожу.
И Радомир увидел.
Прямо над сердцем, на коже, была выжжена или выколота странная, уродливая метка. Это было сделано грубо, без всякого искусства – скорее всего, раскаленным гвоздем или толстым шилом, смоченным в саже. Она не была похожа ни на один известный Радомиру символ. Не витиеватый родовой знак какого-нибудь племени. Не примитивная воровская мета, какие он видел у бродяг на торжище в Киеве. Это была черная, закрученная внутрь себя спираль, словно маленький водоворот, готовый засосать душу. И внешний виток этой спирали изгибался, вытягивался и превращался в грубое, но безошибочно узнаваемое изображение вороньего пера.
