Тень монаха - страница 25

– Господь долго хранил и сотворял воду в земле, теперя она родником выходит к людям. В руке Господа и глубины земли, и вершины гор… – размышляя, промолвил Матвей вслух.

Если Ефим насыщался красотой глазами, то Матвей в бытности довольствовался звуками и запахами в разы сильнее и ярче, чем зрячие.

Затем, помолившись ещё раз, омыл лицо водой, втянул глубоко воздух. Промолвил вслух:

– Яблони где-то рядом.

Этот запах принёс из монашеского сада летний ветерок. Ефим старательно втянул в себя воздух, но так и не ощутил яблоневый аромат, он просто знал про сад. Хмыкнул:

– Верно.

Не отдавая отчёта, словно подчинялись воле сверху, подталкивающей их, они обогнули часовню. Матвей только отступил, и за ним тут же последовал Ефим. Когда они вышли из дубовой рощи, направились ближе к горе, прошли по скалистым уступам.

– Куда ведёт дорога?

– К флегонтовой шишке5, – ответил послушник Ефим. – Здесь когда-то блаженный Флегонт вырыл землянку, отшельничал, постился, молился, жил себе. Потом потянулся к нему народ отовсюду, и до архиерея донесли. Архиерей позвал Флегонта в ряды братьев нашей обители. Так сказывали.

– А Флегонт не принял?

– Не-е. Потом рассказывал, будто услышал в сонном видении голос: оставь своё жилище. Не здесь место трудов твоих.

– После видения пошёл в ряды братьев?

– Не-е. Возвратился на родную сторону, в иную гору, там продолжил своё житие, постился, молился. Народ к нему так и тянулся. Там и отошёл к отцу небесному, лет уж пятнадцать минуло.

– Ну вот и дошли! – с радостью в голосе сказал Матвей.

Про себя заметил, что Ефим немало удивился прозорливости спутника, будто он и вовсе незрячий, а прикидывается таковым, но подавать сомнения каким-либо видом и словом не стал. За это Матвей же его внутренне похвалил, улыбнулся сомнениям послушника, ещё раз мысленно поблагодарил сестру Татьяну, она вложила в него старания, а сам он восхищался трудами отшельника, ибо такая жизнь его прельщала. Он ощутил дух старца Флегонта.

– Выше монастырской жизни может быть отчасти только жизнь отшельника. Он за весь мир крепче молится, – торжественно промолвил Матвей и, опираясь на посох, встал на колени.

Матвей тут же почувствовал, что брат Ефим тоже творит молебен.

Хоть послушник Ефим и старался быть совершенным во многом, но табачником он так и остался. Из сословия он мещанского, торгового, родом из Самарской губернии. Первое время, когда поступил в монастырь, ему казалось, достичь благостности дело лёгкое, но страсть табачную для него оказалось победить невозможно. Видимо, двадцать лет в рекрутах и участие в Синопском бою не прошли бесследно.6

Он с особым надрывом вспоминал о ветре, о том чудовищном сражении и об изнурённых нервах. Забыть этой бойни в турецкой войне Ефим до сих пор не мог.

– Тогда на нашем корабле шпринг7 перебили, нас развернуло по ветру, корабль обстреляли. Коротко на баркасе другой шпринг завезли, подтянули на нём корму и противника сумели заставить выброситься на берег. Бури всякие бывали. А вот когда ветер хлещет и море бурно клокочет, тогда уж точно хочется Богу душу скорей отдать. Ветер вначале ревёт, будто рычит дикий зверь, а потом начинает мычать, как корова. – Так увлёкся Ефим воспоминаниями, во всех красках начал всё рассказывать.

Противника тогда они победили, а побороть своего внутреннего врага оказалось много сложнее. Ефим иногда бывал и в подавленном состоянии. Он безропотно прошёл двадцатилетнюю рекрутскую службу, его уволили в бессрочный отпуск. Привычка спать помалу так осталась и по сей день. После сразу же женился, успели родиться две дочери. Жена заболела чахоткой, умерла. Дочерей забрала на воспитание бездетная сестра жены. Хоть и познал Ефим тайны семейной жизни, но как-то она не пришлась ему по нутру. Он впал в глубокое отчаяние и решил, что только жизнь монастырская – спасение его души грешной, и здесь она так налажена, как хороший часовой механизм. В Матвее Ефим увидел человека сильного духом, хотя Матвей по возрасту ему в сыновья годился. Ефим рассуждал про себя, что он ушёл от печальной жизни в монастырь, а вот Матвей пришёл в обитель из-за сильной веры. Пока добирались неспешно к воротам монастыря, вроде как исполнив некоторые послушания игумена, Ефим откровенничал с вновь прибывшем насельником как ни с кем, делился своими душевными переживаниями. А в монастыре Ефим старался угодить и служить братии.