Тень монаха - страница 23



Всё это было странно для понимания, хотя он дал свободу своему сознанию. На чём же зиждется судьба каждого человека? Олег снова мысленно вернулся к Матвею, который, как ему объясняла Надя, своей жизнью совершил настоящий подвиг.

Глава 4

Обитель

Отец Нифонт, слушая крестьянина Матвея, удивился его мужеству, твёрдому намерению жить в непрерывных молитвах Отцу Небесному, даже уйти в отшельники…

– Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь. И час сей приидет, сын мой. На всё воля божья… – многозначительно промолвил настоятель.

После благословения на пребывание в монастыре отец Нифонт, имея мягкость характера и опытность духовной жизни, благословил его на искус жить к иночеству и на первое послушание.

– Послушник Ефим проводит тебя к часовне, что за округой монастыря, к источнику, поклонишься там иконе Божией Матери «Живой источник». Ознакомишься с нашей обителью. Брат Ефим у нас давно прижился и долгое время послушается на кухне. И дрова заготовит, и котлы почистит, и повару поможет. Много трудится, безропотно… и спит всего пару часов: на сундуке вздремнёт. Правда, есть у него одна черта недобрая – изредка табачок нюхает. Оправдывается, что в тайне от других и соблазном для других не бывает.

Получив разрешение настоятеля на сей поступок, с особым трепетом Матвей, будучи осенён крестным знамением, поцеловал руку отцу Нифонту, тем самым лобызая невидимую руку Христа Спасителя, ведь священник своими руками на литургии приготавливает святые дары.

Матвей прошёл несколько шагов по дороге в сторону ворот и услышал спешную суету за спиной. Догадался сразу же – брат Ефим. Вместо приветствия Матвей услышал слова Священного Писания:

– Мудрость мира сего есть безумие пред Богом…2

– Ты-то будешь брат Ефим, что ли? Хоть я незряч, но запомню шаги твои.

– И сырые дрова загораются, за терпение Бог даст спасения… – ответил Ефим, затем продолжил: – Ещё день на дворе, скоро вечерня настанет. Неподалёку эта часовня, успеем.

Матвей повернулся к Ефиму и провёл рукой по лицу, нащупал кафтан из самодельного сукна.

– Зипун?!

От неожиданности Ефим немного растерялся, содрогнулся, о чём Матвей догадался, и в этот миг его лицо просияло второй раз за день. Чтобы не показывать своего страха перед этими чуткими руками, Ефим весело ответил:

– Хм, я его никогда не снимаю: ни летом, ни зимой. За то меня миряне чудаком кличут. Но подвигов пророческих я не совершаю. – На слове «пророческих» он сделал акцент, продолжая изучать лицо нового члена монастырского братства.

Они вышли из ворот обители на дорогу и направились в сторону дубравы. Однако Матвей почувствовал себя несколько усталым, пошатнулся, замедлил шаги. Ефим, по-видимому, заметив блестевшие капли холодного пота на его лбу, тут же поддержал:

– Расслабел? Терпи, брат. Вода из родничка исцелит. Она там через крест проистекает. Так сотворил предыдущий настоятель отец Аполлинарий.

Матвей превозмог себя и двинулся в путь, а Ефим продолжал посвящать спутника в глубины жизни обители.

– Он прибыл, сказывали братья, из Глинской Богородицкой пустыни и возведён был в чин игумена епархиальным владыкой. И человек-то был искушённый тяжким опытом иноческой жизни. В особенности он упрочил годовой круг богослужения.3

Матвей чутко внимал монотонной речи послушника Ефима, ему особенно стал интересен порядок молитвенных служб. Матвей остановился, взяв Ефима за плечо.