Обескураженный таким напором и неожиданной в трусливом Нитлоте прямотой, Альен осторожно отступил в глубь избушки, к кровати, под которой – на всякий случай – давно был припрятан набор метательных ножей.
– Я не понимаю, о чём ты. Я путешествовал, занимался магией и наукой… Раз уж вы в Долине так хорошо осведомлены о моей жизни, то должны бы и это знать.
– Я вот об этом, к примеру, – Нитлот ткнул бледным пальцем в неприметную бутыль в углу; суетясь с обедом, Альен походя набросил на неё тряпку, но, как выяснилось, это не помогло. – Если это то, о чём я думаю, то я вообще не понимаю, как ты ещё ходишь и окончательно не растерял разум.
Злость Альена была сильнее смущения. Он с вызовом прошагал к бутыли, раскрыл её и выставил на стол. Нитлот брезгливо отшатнулся.
– Убери.
– Нет, почему же?.. Изучи, тебе ведь интересно. Ручаюсь, что ты неверно угадал состав. И, представь себе, это ещё не самое сильное зелье. Тебя это пугает, не так ли?.. Ты-то всегда был паинькой.
Ноздри Нитлота хищно раздулись, а выражение лица, затенённого полумраком, утратило остатки приветливости.
– Зато ты всегда гордился своей испорченностью – только вот никто, кроме меня, не желал замечать это… Ты хочешь знать, как мы нашли тебя. Это же очевидно – по следам, оставленным твоей магией. Отвратительным, тёмным следам. Ты посвятил себя злу, и я нисколько не сомневался, что таким станет твой выбор.
– Ох, бросим громкие фразы… Мой выбор не должен беспокоить тебя, каким бы он ни был. Я ушёл из Долины – почему нельзя было просто оставить меня в покое?
– И ты смеешь говорить это мне? – вдруг взвился Нитлот. Теперь они стояли лицом к лицу, разделённые исцарапанным столом; их тени от свечи были огромными, точно чудовища из сказок. Альен почувствовал, как возобновилась боль в груди. – Мне, её брату?..
Ах, как же ожидаемо… Альен разочарованно покачал головой.
– Значит, Ниамор? Так и знал, что дело в ней. Ты решился наконец отомстить, Нитлот? Тогда почему я до сих пор жив, рука не поднимается?
– О, если бы ты только знал… Будь моя воля… – Нитлот стиснул занозистый край столешницы и побледнел ещё сильнее (оказалось, что это возможно). – Но я не властен над собой сейчас. Я говорю от имени всего народа Долины.
– Я не виноват в её смерти, – твёрдо сказал Альен, проигнорировав последние слова. – Я повторял это и повторю ещё столько, сколько захочешь. Я ничем не оскорблял твою сестру, не лгал ей, не сделал ей подлости. Её смерть поразила меня не меньше, чем всех вас. Неужели нельзя оставить это в прошлом?
С тяжёлым вздохом, явно сдерживая себя, Нитлот скрестил на груди худые руки и отвернулся, как если бы само присутствие Альена вызывало у него отвращение. И всё-таки его скорбь была неподдельной – Альен даже удивился, особенно учитывая то, как они с Ниамор всегда не ладили и плели друг против друга козни, о которых судачила вся Долина.
Ниамор… Ещё одно слишком отчётливое воспоминание. Она до сих пор иногда являлась Альену во снах – просто стояла и молча, укоризненно смотрела в упор, красивая той же холодной красотой, высокомерная и несчастная.
– Она повесилась, Альен, – полным боли шёпотом произнёс Нитлот – так, будто кто-то из них мог об этом забыть. – Удавилась, когда ты уехал, точно какая-нибудь брошенная крестьянская девка из вашего племени… Или как ведьма, которой не удалось приворотное зелье. Ты понимаешь?.. Она, Ниамор. Сразу после того, как ты поклялся не возвращаться.
