В последние годы король стал сдавать – особенно после того, как кончилась провалом многолетняя возня с Ти’аргом. Конгвар видел в нём изменения, недоступные постороннему глазу и печальные: уже не так резво Хордаго запрыгивал в седло (хотя по-прежнему ухарски крякал при этом), не помнил имена всех слуг в Чертоге, медленнее ходил и делал расчёты. Его поистине бычья сила, впрочем, пока никуда не ушла, как и царственная осанка – но, глядя на него, Конгвар всё чаще с болью думал о том, что боги не дали людям бессмертия.
Будто отвечая его невесёлым мыслям, Хордаго зычно расхохотался над словами Дорвига – своего первого советника и старого друга, который сидел сейчас по левую руку от него и ехидно улыбался, растягивая морщинистые щёки. Про Дорвига говорили, что он даже в постели не снимает кольчугу и не расстаётся с огромным двуручным мечом из чернёной стали – и Конгвар совсем не удивился бы, окажись это правдой.
– Конгвар, сынок, – позвал Хордаго, хлопнув по столу широкой ладонью – так, что подпрыгнуло блюдо со свиными ножками. – Подойди-ка сюда, ты должен это услышать!..
Конгвар нехотя подвинулся на скамье, без церемоний пихнув в бок своего захмелевшего троюродного брата, который тихо клевал носом под общий шум. Почему-то он предполагал, что смешного будет немного.
– Дорвиг рассказывал мне, как наши ребята увязли на острове Кай-Седос, – объяснил Хордаго, всё ещё посмеиваясь и старательно выговаривая чужеземное слово. – Помнишь, мы тогда были чуть западнее?
Конгвар вздохнул. Ещё бы не помнить – не так уж давно это случилось, а сам он в тот день чуть не лишился руки из-за кривых мечей Минши. Правда, тогда же ему досталась добычей местная красавица-рабыня… Что и говорить, сложны пути, намеченные богами.
– Помню, конечно. В той бухте, где полно ракушек.
– Вот-вот. Я и раньше слышал, что эти твари с Кай-Седоса позвали волшебника – ты только подумай, настоящего!.. – и он пытался поджечь наши корабли. Так вот, ты ещё не знаешь, как ему не дали это сделать?
– Надо думать, убили? – осторожно поинтересовался Конгвар. Дорвиг посмотрел на него свысока и с сочувствием, точно на убогого – он его не любил, как и большинство старых соратников Хордаго. Конгвару было известно, что они, да и не только они, о нём думают. Что он недостоин своего великого отца.
Эта мысль давно срослась с Конгваром: об этом он знал так же твёрдо, как, например, о соломенном цвете собственных волос или о пристрастии к рыбалке из проруби. С самого детства, глядя на своего отца и короля, он не мог не думать об этом – и думать, впрочем, тоже не мог, потому что тогда жить становилось совсем невмоготу. Он приучил себя к роли кого-то среднего между простым дружинником и советником-двуром, который звёзд с неба не хватает, но честно выполняет свой долг и по мере сил наслаждается жизнью, нечасто задумываясь о завтрашнем дне. Он не был избранным, не был исключительным – да что там, он и наследником-то долго не был.
До того дня, как Форгвин, его старший брат и любимое сокровище Хордаго, пал в одном из боёв на границе Ти’арга.
Ну вот, ещё и Форгвин, тоскливо сказал себе Конгвар. Что же за вечер такой – одна темнота лезет в голову… Не иначе как Зельд, божок ночных кошмаров, поворожил над ним. Конгвар заставил себя вернуться к беседе.
– Так что же с ним сделали?
– Убили, конечно, – милостиво согласился Дорвиг. – Другой вопрос – как именно. Этот щуплый выродок швырял в нас не то молнии, не то огненные стрелы, да только всё промахивался… Потом махнул рукой и вызвал из воздуха какую-то синекожую тварь – я и разобрать не успел, что это было…
