Кучер, бородатый мужик с обветренным лицом, вдруг натянул вожжи. Лошади заржали, карета встала. «Что там?» – рявкнул Пётр, высунувшись в окно. Кучер, не оборачиваясь, пробормотал: «Огни, барин. Впереди». На дороге, саженях в двадцати, мерцали факелы – три, может, четыре. Тени двигались, и до кареты донёсся хриплый смех. Пётр почувствовал, как холод ползёт по спине. Разбойники.
«Гони!» – крикнул он, но кучер только покачал головой. «Не уйти, барин. Лошади загнаны». Егор проснулся, вытаращил глаза. Пётр нашарил под сиденьем револьвер, но пальцы дрожали. Факелы приближались, и теперь он видел фигуры – человек пять, в рваных армяках, с саблями и ружьями. Один, высокий, с чёрной повязкой на глазу, шагнул вперёд. Его голос, низкий, с хрипотцой, резанул тишину: «Вылезай, купчишка. Добром просим».
Пётр, стиснув зубы, вылез. Егор остался в карете, бормоча молитвы. Разбойники окружили, их лица, освещённые факелами, казались звериными. Одноглазый ухмыльнулся, ткнув саблей в сторону кареты. «Кошель где? Не дури, а то кишки выпущу». Пётр, пытаясь выиграть время, начал мямлить о пустых карманах, но кучер, предательски быстро, указал на половицу. «Там, атаман, всё там!»
Разбойники разворотили карету, вытащили кошель, но одноглазый не спешил уходить. Он смотрел на Петра, и в его единственном глазу мелькало что-то недоброе. «Ты, купец, везучий, – сказал он, – но везение кончается». Пётр вскинул револьвер, но выстрелить не успел – кто-то ударил его сзади по голове. Мир закружился, и он рухнул в грязь.
Очнулся он от холода. Карета пылала, чёрный дым валил в небо. Егор лежал рядом, с перерезанным горлом, а кучера и след простыл. Разбойники исчезли, но в кустах что-то хрустело, будто кто-то следил. Пётр, шатаясь, побрёл по тракту, сжимая револьвер. Ноги подкашивались, кровь текла из виска. Он слышал шаги за спиной, видел тени, что мелькали в темноте. «Кто там?» – крикнул он, но голос сорвался. Смех – тот же хриплый, что у одноглазого, – донёсся из леса.
К утру он выбрался к постоялому двору, но сил идти дальше не было. Он рухнул у ворот, шепча о разбойниках и огнях. Хозяин, найдя его, перекрестился: Пётр был жив, но глаза его, полные ужаса, смотрели в пустоту. К вечеру он умер, не сказав больше ни слова. Крестьяне шептались, что это не просто разбойники были, а «люди леса», что забирают не только золото, но и души. На тракте с тех пор обходили то место стороной, а в безлунные ночи, говорят, всё ещё видят факелы и слышат хриплый смех, зовущий в темноту.
Проклятие кургана
Густой туман стелился над степью, где-то вдали выли волки. Лагерь археологов, разбитый у подножия древнего кургана, казался единственным островком жизни в этом заброшенном уголке Российской империи. Масляные лампы тускло горели в палатках, отбрасывая дрожащие тени на холщовые стены. Профессор Иван Сергеевич Лебедев, человек с седыми висками и усталыми глазами, сидел за складным столом, перебирая пожелтевшие карты и записи. Его экспедиция, финансируемая Петербургским университетом, уже месяц копала этот курган, но находки были скудны: несколько глиняных черепков да ржавый наконечник стрелы. Однако что-то в этом месте не давало ему покоя.
– Иван Сергеевич, – в палатку заглянул молодой помощник, Алексей, с лицом, бледным, как полотно. – Там… в раскопе… мы нашли дверь.
– Дверь? – Лебедев нахмурился, отложив бумаги. – Какую ещё дверь?
