– Есть комнатка, – чуть треснутым голосом ласково ответила она на вопрос, осточертевший самому Ренату до тошноты. – Да уж больно пустая. Топчан, да окно. Даже тумбочки нет.
– А мне и сойдёт. Лишь бы поспать было где, да чемодан бросить, – чуть не взмолился Ренат, уже потерявший надежду на успех своих поисков.
– Ну, заходи, смотри.
За воротами оказался небольшой двор между хозяйским саманным домом в три окна, и постройкой, где помещались гостевая летняя каморка да сарай. Всё аккуратно побелено, подкрашено, чистенько, но не богато. В дальнем конце чуть наискось торчала из земли синяя труба с сияющим латунным краном.
– Вот, водопровод. Но вода только холодная. Тебя как звать?
– Ренат.
– А меня – Таисья Христофорвна. Гляди, вот комнатка, – она толкнула дощатую дверь в каморку.
Ренат, нагнувшись, вошёл. Комнатка оказалась игрушечной: низкий потолок не позволял полностью выпрямиться, от стены до стены – пара шагов, напротив крохотного окошка – топчан. Цена оказалась такой же кукольной.
– Подходяще. Беру.
– Только сразу предупреждаю: без озорства, – старушка строго погрозила пальцем. – Вина не пить, девок не водить. Никого не водить. Я тебе угол сдаю, больше никому. Я старая, живу одна, привыкла к тишине.
– Я, Таисья Христофоровна, спортсмен. Не пью, не курю и женщин знакомых не имею – некогда и незачем.
– Как так? – простодушно изумилась хозяйка.
– А вот так! Веду почти монашеский образ жизни. Изучаю китайский бокс у вашего односельчанина.
– У кого это? – удивилась Таисья.
– У Ежена.
– Не знаю такого. Он, должно быть, недавно поселился?
– Ну, несколько лет, как из Ивановки.
– Тогда понятно. Я старожилов-то не всех знаю, а теперь немцы уехали, русские тоже уезжают, заместо них киргизы вселяются – я с ними не вожусь.
– Ежен – дунганин.
– Да по мне хоть дунганин, хоть казах – нерусь. Ещё раньше кое-как уживались, а теперь все врозь. Да и промеж своих – тоже врозь. Такие времена пошли, – она в сердцах махнула рукой. – Какой он хоть из себя? Маленький такой, небось, с козлиной бородкой? И говорит с китайским акцентом: «моя твоя не понимай»?
Ренат рассмеялся:
– Совсем наоборот! Высокий, крепкий, широкоплечий, представительный. Кулаки – с мою голову. Такой и без бокса кого угодно побьёт. Говорит по-русски чисто. Гладко выбрит. Ходит в костюме, ездит в дорогой машине с водителем.
– Ишь ты, каков гусь! Не встречала таких важных.
Ренат переменил тему:
– Я комнату сниму, чемодан оставлю, но поживу ещё немного у Ежена. Неудобно сразу съезжать – обидится. Заплачу вперёд, не волнуйтесь, – он протянул деньги.
– Мне что, – сказала Таисья Христофоровна. – Дело твоё. Беспокойства меньше.
На том и порешили. Ренат записал адрес, перетащил чемодан, и вернулся в дом Учителя, ожидая удобного момента, чтобы сообщить о переезде. На домочадцев стал поглядывать дерзко, почувствовав свою независимость. О заработке не думал – отчего-то был уверен, что работу в селе найдёт легко.
Ежен и слушать не стал:
– Тебе плохо у меня? Тебя обижает кто-то? – он подался вперёд, нахмурился.
– Нет, что вы! Просто неудобно стеснять вашу семью.
– Ты никого стеснить не можешь. Ты очень худой, – усмехнулся Ежен. – Ты совсем не слон и не бегемот. У меня жило по пятнадцать человек учеников, иногда и побольше. Так что выбрось эту дурь из головы, оставайся у меня спокойно. Хорошо?
Учитель никогда не приказывал. Он все свои просьбы заканчивал вот этим «хорошо?». Сложно ответить «нет» на широкую улыбку чеширского кота.
