Тесты на интеллект - страница 6

– Вам нравятся романтики, Ада Андреевна?

– Конечно. Но мне, когда я их встречаю, становится грустно и обидно.

– О! Почему так странно? – Владимир Вацлавович изумился.

– Обидно – потому что я сама давно излечилась от всякого романтизма; грустно – потому что и это пройдет. Вообще, романтизм – свидетельство счастливой молодости. Взрослый человек распростился со всеми романтическими иллюзиями.

Опять установилось молчание, только чувственно мурлыкал сладчайший Иглесиас. Пейзаж за окнами воодушевления не вызывал: сплошной лес, изредка прерываемый голым чернеющим полем, или искусственная лесополоса с густо натыканными тоненькими и жалкими лиственницами. Конец осени выдался на редкость слякотным и тоскливым. К тому же начинало темнеть и поднялся ветер. Он был настолько силен, что Ада физически ощущала, как он бьет в бок машины, и она вся сотрясается, едва удерживаясь на своих скользящих колесах. К тому же ветер препротивно взвывал, выдавая свой подлый и сварливый нрав. Было очень странно слышать солнечного Иглесиаса с его испанской страстью в голосе среди этих унылых серо-черных картин российской глубинки, среди сдержанно-молчаливых невольных ее спутников. Ада, пытаясь преодолеть смутные тоскливые ощущения, спросила Невмержицкого:

– Вы, Владимир Вацлавович, заканчивали наш вуз или университет?

Он, повернув голову к Аде и, улыбаясь, ответил ей:

– Я учился в МГУ.

– А почему вы не остались в Москве? – Ада очень удивилась.

– Да как Вам объяснить… Это трудно понять. Я здесь родился, школу закончил. Потом меня родители увезли с собой в Москву.

Они и сейчас там у меня, а я вот как-то не прижился. Это длинная и грустная история.

– И вы уехали от них?

– Да, так вышло. Говорю, это трудно понять.

– А вы теперь не сожалеете? У нас хоть и мегаполис, но уж, конечно, не Москва, нам ли с ней равняться!

– Естественно, но в столице много праздной суеты и отвратительного снобизма. Но я не из-за этого, конечно. Может, хотелось покоя и самостоятельности – здесь у меня есть жилье, а там меня бы испортил квартирный вопрос…

Ада с ним согласилась:

– Да, возможно. Провинция– понятие не географическое. У меня лучшая подруга в Москве живет, я довольно часто у нее бываю, так я, как поживу там, делаюсь больна. Тамошний темп жизни для нас тяжек. Но, знаете, немногие так думают. Большинство, как Растиньяки, рвутся завоевать столицу и вынашивают честолюбивые планы.

Владимир Вацлавович стесненно заулыбался, и стало видно, что он почему-то смущен и изо всех сил пытается это смущение, совершенно не подобающее для взрослого уверенного человека, если уж не побороть, то хотя бы скрыть:

– Мои честолюбивые планы гораздо больше, чем завоевание столицы, на самом деле. Поэтому абсолютно неважно, где их реализовывать.

Ада с большим интересом стала его разглядывать и не преминула с иронией заметить:

– Ой, Владимир Вацлавович, вы во мне комплекс сейчас воспитаете! В чем же ваши планы? Завоевание мира? Хотите объявить себя диктатором?

– Да что вы, разве, похоже… Я твердо решил добиться счастья, и вовсе не важно, где это произойдет.

– А что вы разумеете под счастьем?

– Под счастьем я понимаю согласие с собой. Душевный комфорт и ощущение свободы.

– Царство Божие внутри нас? – быстрой скороговоркой спросила Ада.

Он тотчас понимающе кивнул:

– Да, я это осознал еще, когда первый раз услышал это выражение.

– Я понимаю, понимаю очень хорошо. Самое большое счастье я испытала в молодости, когда лежала ночью на берегу моря, слушала шум волн, смотрела на звезды и отчетливо по нимала, что те же самые звезды видел Гераклит Эфесский две с половиной тысячи лет назад.