Тетради 2014 года - страница 5



у мальвы
утром ранним —
вот два дебила пьют чифир:
на индигарке спит один
второй встаёт как в восемь
с ответом что не просят.
О, как скрипел мой медогон,
недогнанный, идя в загон,
поскольку мчались лоси
как тройка через осень.
И грач молчал, и пел камыш,
дебил смотрел в пчелу, как мышь
и плакал сквозь ладони
с пчелою, что не тронет.
(11/01/14)

«…но фрагментарна смерть – диагональ её…»

…но фрагментарна смерть – диагональ её
похожа на корсет для позвоночных
изображений хакеров – в кого
они рядились в матрице непрочной,
когда – войдя в ещё один фрагмент —
месили Гончарова, с киноплёнкой
шлифуя в лбах своих холодный пот
и утонув однажды вместе с фомкой
на середине, что не перейти —
но можно пересечь и выжечь хаты
и что скрипит под сумерки – не дверь? —
но тоже вполовину виновато…
что даже мамы, наблюдая нас,
не узнают в падении, конечно,
того – что пашет, изымая газ
их сыновей, плашмя бегущих в вечность,
без их советов в позвонки её
впаявших дочерей своих и тени —
почти умерших жён – что за стеклом
своих вагин летят почти беспечно,
И мне – как не поверить – мне тепло
от их голодной и смертельной фени,
чья тень маячит стриженным лобком,
хотя и вовсе это не по теме,
хотя диагональ её ворон, на наш
тыдымский, не-переводима,
и хакнутая матрица, как дом
не незаметна, а вообще – безвидна.
(14/01/14)

«Жук-плывунец, свернув свой шар…»

Жук-плывунец, свернув свой шар
подводный, шарит – как слепые
внутри своей потьмы – зажав
меж пальцев света половины.
В жаре из сумерек его
воды мохнатой и голодной
глазеем в свой оживший прах
и узнаём себя на плотной
костистой кожице его, в шаре
под ножкой отраженном,
где от лица осталось О
и алкоголь неизъясненный.
(22/05/14)

«Пока имитирует смерть здесь жизнь …»

Пока имитирует смерть здесь жизнь —
точней, умиранье её – стена
ползет и движется вдоль и вниз,
будто бы свет в ней достигнул дна
и оттолкнулся шестой ногой
жук-плавунец – полежал и встал —
вышел, как смерть, из меня другой —
тот, что под кожей моей шуршал.
пока имитирует смерть стоп-кадр
и в насекомом гремит со мной,
с тёплыми банками, рот зажав
уже некрасивой своей рукой,
чтобы осокой из тьмы сосать,
в её комариное встав чело,
чтобы свет из неё собрать
хотя бы звериный, как чутьё.
Пока имитирует смерть метель,
детей в кроватях, мою жену,
я не могу оставаться здесь,
её оставляя совсем одну,
когда заигравшись со мною в жизнь
она идёт по моим следам —
хочется дать ей сухой воды,
ангелам дать по пустым губам.
(15/01/14)

«Выуживая мелочи со дна …»

Выуживая мелочи со дна —
гремит деталям, развёрнутыми вглубь,
где глубина – до извести темна
и содрана – как будто зрелый лук.
Рыбак с мальками ходит поперёк,
мигрирует по льду над головою —
как от земли оторванный клочок —
всплывает астмой поделённый вдвое,
вытаскивает сеть, как будто свет
упруг как местность – та, что безымянна,
поскольку есть и крутится предмет
ведомый, незначительный и главный.
(30/01/2014)

«Свой голос задувая в шар…»

Свой голос задувая в шар
с той стороны, заградотряды
не выпустят меня сюда
из сна, из-за его ограды
достанут тёплый пулемёт,
трещотку вычурную галки,
летающей по краю сна,
не ослабляющего хватки
своей. Своим есть «выдох-вдох-
игра», в которой взрыв не в праве,
вспугнуть тебя, наивный бог,
поскольку стыд тебя поставил —
как дерево внутри своих
чащоб, надевших панцирь тёмный,
непроницаемый сюда,
как сон для верных и бездомных,
замёрзших изнутри, щенков —
и трёхголовые собаки,
целуют дерево легко,
переодетое в снов хаки.