– Я сошел с ума, – проговорил Аиткул. – Совсем на старости лет лишился рассудка.
Подняв с земли человека, Аиткул аккуратно уложил его на спину своего коня и, обмотав его тело арканом, крепко привязал его к седлу.
Всю обратную дорогу Аиткула мучали противоречивые мысли. Внутренний голос непрестанно твердил ему, что он должен оставить этого человека там, где нашел его.
– Подумаешь, сколько таких вот теперь беглецов бродят сегодня по степи. Разве всем им поможешь? – говорил он Аиткулу.
– Но сам Пророк учил нас – да благословит его Творец и приветствует, – что мы от восхода и до заката должны заботиться о слабых и нуждающихся, – отвечал сам себе Аиткул.
Он решил, что ему следует произнести одну фразу из хадиса, записанных в Коране, в которой Пророк сказал: «Кто лишит себя доброты, тот лишит себя благ».
Всю дорогу повторял он эти слова, борясь с внутренним демоном, непрестанно нашептывающему ему, что он должен избавиться от своей ноши и о тех бедах, какие он навлекает на себя и своих близких, помогая урусу.
Русские власти требовали от башкорт выдавать бежавших крестьян от своих помещиков и рабочих с уральских горных заводов, которых теперь во множестве строилось по всему Уралу, чтобы добывать железную руду, золото, серебро и дорогие каменья, которыми была богата эта земля. За ослушание башкортам грозили жестоким наказанием и штрафами.
Несмотря на все усилия русских властей остановить поток беглецов и дезертиров, он не прекращался. Бежали старообрядцы, спасаясь от лютой гибели за свою веру, гонимые последователями московского патриарха Никона, расколовшего своими реформами русскую церковь и неся русскому народу несоизмеримые страдания. Встречались и беглые солдаты, бегущие от нечеловеческих условий жестокой армейской службы, более сходной с рабством, от которой человека могла освободить лишь смерть либо тяжелое телесное увечье. Встречался в степи и лихой люд, промышлявший грабежами и убийствами.
Аиткул решил спрятать Авдея на одном из своих дальних стойбищ в хлеву, подальше от любопытных глаз. Среди своих соплеменников он считался знатоком лечебных трав, занимался врачеванием, и жители соседних стойбищ и родственники не раз обращались к нему за помощью. Всю зиму, до ранней весны, он терпеливо ухаживал за Авдеем, поил его целебными отварами, перевязывал ему раны. Заученные когда-то на кантонной службе несколько русских слов помогли ему общаться с ним.
Заботами Аиткула Авдей стал поправляться, его раны на теле постепенно зажили. По ночам, в безлунную ночь, когда его не могли увидеть, он выходил из хлева подышать воздухом, ходил вдоль изгороди – загона для овец, придерживаясь одной рукой за изгородь, разминая затекшие за день ноги. Потолок в хлеву был очень низкий, и Авдей не мог выпрямиться в полный рост, оттого он целыми днями должен был сидеть или лежать.
Авдей был еще очень слаб. Иногда он садился, опираясь спиной о стену хлева, и смотрел на небо в те дни, когда были видны звезды, вдыхая морозный воздух. Когда Авдею стало легче и он попривык к Аиткулу, то решил рассказать ему про свою жизнь. Видно, было на душе у Авдея то, что не давало ему покоя. Ему будто бы хотелось исповедаться, облегчить душу. Аиткул с трудом понимал, о чем говорит урус, но слушал его внимательно, ни разу не прервав его рассказа. Авдей рассказал Аиткулу, что был он крепостным крестьянином в Смоленской губернии. Служил конюхом у своего барина.
