– Когда закончите, спуститесь в библиотеку. Хочу показать одну книгу из отцовского собрания. Думаю, она вам знакома.
Он вышел, не дожидаясь ответа. Алиса осталась одна, но ощущение чужого взгляда не ушло.
Судя по часам с кукушкой – а они тикали с некоторым опозданием, – до условленной встречи оставалось пятнадцать минут. Она сменила холщовый передник на светло-стальной кардиган, пригладила волосы. Зачем? Не знаю, – прошептала про себя, остановилась в дверях и внезапно ощутила необъяснимую слабость, будто кровь стала слишком жидкой.
Спускаясь по лестнице, вспоминала, как отец устраивал в библиотеке маленькие спектакли. На полках, выстроенных в две яруса, не все книги были настоящими: часть стала тайниками для документов, часть – механическими дверцами к сейфам, часть – пустыми футлярами, за которыми хранились флаконы редких растворителей. Однажды он открыл перед ней «Фауста», а вместо страниц оттуда выскользнула записка с пятью цифрами – номер банковского сейфа. Алиса никогда не понимала, почему отец доверил ей эту тайну. Может, любил, когда его секреты смотрятся в чьи-то огромные детские глаза.
Теперь она держала руку на периле и чувствовала, как пол под ногами чуть сдает, – доска рассохлась. Даже это живое дерево, оказывается, может устать ждать.
Дверь библиотеки распахнулась сама: Волков сидел у круглого стола, перед ним – огромный атлас в тиснёном переплёте. В углу горел торшер, и золотистый свет разбивался на коричневых страницах ровным мерцанием, будто пламя свечи на лаковой скульптуре.
Алиса вошла. Стало ясно: книга – не художественная. Это т.е. «Каталог аукциона Maison de l’Art, 1914 год». Волков перелистнул пару страниц, остановился на фотографии картины: женский профиль, сияющий золотым нимбом.
– Узнаёте?
Она кивнула: это тот самый «мученик» безымянного мастера Севера, который висел в восточном крыле.
– Картина пропала, – тихо сказал Волков. – Судя по каталогу, у неё есть близнец: пара к женскому портрету. Я нашёл документ, в котором ваш отец обсуждал продажу обоих полотен. За день до смерти он отменил сделку.
Алиса присела на край стула, чувствуя, как старое сиденье ткнулось сквозняком в поясницу.
– Почему отменил? – шёпотом.
Волков пожал плечами, будто спорил с неким невидимым оппонентом.
– Вопрос в другом: кто знал о тайнике, где висели эти работы, кроме хозяина?
В библиотеке запахло старой бумагой. Шорох страниц звучал почти как правдивое признание. Она смотрела на бледные буквы лота «217-B» и понимала: отец забрал картину именно в тот день, когда заперся в кабинете надолго. Возможно, обнаружил подделку. Возможно, задумал шантаж. Возможно, понял, что его обвели.
И тогда она переспросила – уже не шёпотом, но тихо, как человек, который решился спросить главное:
– Вы хотите знать, скажу ли я правду? Или скрываю ли, что картины больше нет?
Волков не мигая встретил её взгляд.
– Мне нужно, чтобы вы начали слышать дом так же, как слышали раньше, но теперь – вслух. Я не смогу защитить вас, если вы останетесь тенью.
Тень. Слово ударило слишком больно. В груди поднялся горячий комок – будто внутренний голос пытался вырваться. Алиса встряхнула головой, снова глянула на страницу и медленно закрыла каталог. Обложка щёлкнула, как хлопок плети.
– Я скажу то, что знаю, когда пойму, кому нужна правда, – произнесла она наконец. – А не очередная версия.
Она закрыла глаза и неожиданно отчётливо увидела: кабинет, темнота, лампа под зелёным абажуром, и над креслом расплывается надпись «Я СЛЫШУ ИХ» – буквы будто пульсируют, кровоточат. Но на этот раз вместо охры – чёрная сажа. Чернее ночи. И звук: будто далекий метроном щёлкает, отмеряя секунды до удара, который изменит жизнь.
