Тим попытался уложить это в голове, но, несмотря на все свое богатое воображение, получалось не очень. Он как-то не мог представить маму маленькой.
– Голодный, поди? – спросила бабушка.
Ароматные запахи от печки и вправду вызывали у Тима бурчание в животе.
– Потерпит до ужина, гуляка, – строго сказала мама. – Скоро уже.
– Потому он у тебя и не растет, – качнула головой бабушка.
«Я расту!» – хотел возразить Тим. Он даже немного обиделся и решил ни за что не признаваться, что голоден.
– Иди молочка попей, – сказала бабушка. – С пирожком.
– Вот зачем аппетит перебивать? – притворно нахмурилась мама.
– Не перебьется.
А Тим уже резво бежал к столу.
Вечером мама сидела на крыльце их добротного бревенчатого дома и лузгала семечки в ожидании Зорьки. Тим подсел рядышком. Мама протянула руку и взъерошила его темно-каштановые вихры.
– Постричь тебя надо. Совсем оброс.
Тим недовольно повел плечами. Угасающий свет падал длинными, косыми лучами; обращенное к ручью и лесу крыльцо и вовсе было уже в тени. Но свет еще золотился на крышах бани и сарая и в кронах высоких деревьев вдалеке.
Мама улыбнулась.
– Расскажи о своих новых друзьях.
– Друзья как друзья, – сказал Тим.
Теперь мама легко рассмеялась в голос.
– А девочки как тебе?
– Обычные девчонки! – насупился Тим.
– Ладно-ладно! – сдалась мама. – Не заводись! Друзья – это хорошо. Скучно не будет.
Неожиданно Тим подумал, что у самой мамы в деревне нет никого из друзей, с кем можно было бы проводить время. Ожидалось, конечно, что приедут еще родственники – мамины старшие сестры и братья с детьми, и тогда в доме станет по-настоящему весело, но когда еще это будет. Где-нибудь ближе к маминому дню рождения, а он еще не скоро. Неужели маме тоже одиноко? Захотелось утешить ее, сказать, чтобы она не грустила, ведь у нее есть Тим, а еще бабушка и дедушка – разве с ними можно заскучать?
– А ты калитку открыл? – спросила мама.
Тим не помнил, хотя это была его обязанность: каждый вечер открывать калитку для Зорьки – их единственной тихой и задумчивой рыжей коровы.
Во дворе у них, ограниченном с одной стороны высоким забором пилорамы, было три калитки: одна вела в огород, другая в сторону Ближней плотины, а третья как раз-таки выводила на широкое поле и на «грейдер» вдалеке – ее и надо было открыть. Правда там, под окнами дома, был еще небольшой палисадник со своей калиткой, получается, четвертой.
Тим вскочил с крыльца, быстро обежал дом и распахнул калитку. Задержался, забравшись ногами на жердину забора, и вскоре увидел, как на далекой насыпи совершенно пустого в этот час «грейдера» появляется корова, а после осторожно спускается по довольно крутому склону.
– Зорька идет! – крикнул Тим.
За «грейдером» было большое-большое поле, а за ним еще один лес, и там, где из леса, ветвясь рукавами среди редких сосен, выходила широкая дорога, вечерами собиралось много жителей – встречать стадо, которое пастух гнал с дальних пастбищ. Но Зорька всегда приходила домой сама.
А вот чего Тим не знал, так это того, что калитка с этой стороны вообще редко когда закрывалась, а это дедушка специально придумал ему такую работу.
Дедушка прошел Великую Отечественную, командовал артиллерийским расчетом, был ранен и контужен. К каждому юбилею, к каждой памятной дате на его и без того тяжелом кителе прибавлялась новая медаль. Тим очень любил их разглядывать, когда дедушка, как бы неохотно, позволял ему достать из шифоньера свой парадный китель.
