Было жарко и влажно, но воздух оставался свежим. По слабому гудению, доносившемуся сверху, Тимка понял, что в зале работают мощные сплит-системы.
На потолке, под куполом, пылали гигантские лампы. А внизу, прямо под ними, на мшистом островке лежало пять яиц размером чуть больше куриных.
– Ну, иди, – сказал Пантелеймон Петрович, подталкивая Тимку к узкому мраморному мостику, ведущему на островок.
И Тимка пошел.
В то же мгновение воздух прорезала мощная сирена. Свет в зале замигал, послышался лязг опускающихся решеток. Тимка вздрогнул, оступился и свалился в воду. Пантелеймон Петрович поморщился и нажал какую-то кнопочку на своем брелоке: сирена смолкла, свет перестал мигать.
– Извини, – развел руками хозяин странной оранжереи, – забыл отключить. – Он помог Тимке выбраться из воды. К счастью, бассейн был мелкий, поэтому Тимка хотя и сел в него с размаху, но промок только по пояс, а Джим и вовсе не пострадал.
– Ну, иди же.
Тимка осторожно приблизился к зеленому островку.
– Стань на мох, – приказал Пантелеймон Петрович.
Тимка осторожно встал куда велели, осматриваясь и надеясь, что если он снова упадет, то не на яйца.
На этот раз ничего страшного не произошло. В зале заиграла тихая музыка, а вода в бассейнах и фонтанах стала подсвечиваться разными цветами, в каждом – своим: зеленым, синим, желтым, а в центральном бассейне – рубиново-красным.
– Это чтоб они почувствовали себя как дома, когда вылупятся, – растроганно произнес Пантелеймон Петрович. – Все конкретно, как у них. Ну, а музыку я от себя добавил. «Полонез» Огиньского. Как ты думаешь, им понравится?
– Мне понравилось, – неуверенно проговорил Тимка.
– Вечером свет, конечно, отключается, – продолжал Пантелеймон Петрович, – чтобы растения отдыхали, как в природе. Ну, а как первый из них вылупится, так свет и загорится, чтобы ему страшно не было. И музыка включится, и все… Пусть радуются. А еще я им тут качели устроил и разные игры развивающие. Они же умные.
Тимка увидел в углу зала под потолком какие-то приспособления вроде тех, какие в зоомагазинах продаются для попугаев.
– Я вот что не подрассчитал, – продолжал владелец чудо-фермы, – они вообще-то должны осенью вылупиться, а один какой-то ранний оказался. Уже шевелится, дня через два-три может выскочить. – Пантелеймон Петрович указал Тимке на самое крупное яйцо. – «Полонез» Огиньского, оно, конечно, хорошо. Только я ведь сюда никого не пускаю. Он один замается, пока я приеду, это ж не раньше середины июня. Ты здесь тоже торчать весь день не станешь. А ему развиваться надо, чтоб с ним играли, разговаривали. Так что я тебе его дарю, конкретно. Ты им занимайся. А вырастет – твой будет. Хочешь – продай, хочешь – разводи на племя. Они быстро растут, через месяц ты его в драконий загон посади, а через два он уже как «Боинг» вырастет, конкретно. Таких во всем нашем мире нет ни одного. Вот, пять штук будет, один – твой.
– А чем он такой особенный? – робко спросил Тимка.
– Да я ж тебе уже рассказывал. Они говорящие. Умные, как профессора. Их и дрессировать не надо, просто велишь ему: слетай, мол, в Южную Америку и привези мне десяток крокодилов. Он через пару дней стучит тебе в окошко, а под окном уже крокодилы кишат. А так мне завтра вот самому придется за крокодилами ехать… И быстрые они, до Америки часов за десять долетают, конкретно. И есть им почти не надо, они из воздуха растут. Пить только и немножко травы для витаминов. Плохо одно – пожароопасные они. У них огонь вылетает и спереди, и сзади, и не искры какие-нибудь, а пламя под тыщу градусов. Но с пожарниками мы решим, я им пару штук баксов кину…
