Третье окно слева отражает его – нет, не его – отражает что-то, что стояло там когда-то. Юна. Тело в форме воды. Костюм с розовой лентой. Улыбка. Статический шум.
Погрешность 33 секунды. Не 32. Не 34. Тридцать три. Он не молится, он считает. Целые числа делят боль лучше дробей.
Гравитация – не сила. Это выбор. Пространство делает его за тебя.
Лампа на потолке мигает в ритме пульса. Не его. Юниного. Если время можно свернуть, значит, где-то она ещё идёт по коридору, где-то ещё спрашивает: папа, что будет раньше – свет или ты? Он улыбается. Только губами. Только внутри.
Слюна пахнет железом. Как в том метеорите. Запах чужого белка. Ты видишь клетку в камне, и понимаешь – это не бог. Это инструкция. Ошибка – думать, что ты один.
Она писала имя матери в белковом коде. TGC-AAG-TTC. Она стерла его. Чтобы не найти. Шум флуоресцентных ламп – как радиошум нейтронной звезды. Всё дышит, всё фонит. Существа не рождаются – они заносятся. Мусор Вселенной. Божественный спам. Все думают, что я улыбаюсь. Я просто жду. Вчера во сне – она увидела Джона, разрезанного на слои. Он не кричал. Он смотрел и говорил: Я уже здесь. Внутри тебя. Ты просто не знаешь, кто ты на самом деле.
Её ладони чешутся, как будто кожа знает: сейчас она потрогает что-то, чему миллиарды лет. И оно ответит.
Три раза подряд один и тот же коридор. Он поворачивает налево, но снова оказывается там же. Это не дежа-вю. Это дежа-быть.
Он помнит запах керосина. Кровь на внутренней стороне шлема. Чёрное солнце над Дионом. Доктор говорит: это посттравма. Но почему он знает, что Амара носит перстень на среднем пальце? Он никогда её не видел. Он читает их мысли. Или помнит их мысли. Или это его мысли.
Голос в ухе – детский, рваный, как аудиофайл, потерявший битрейт.
Если ты дойдёшь до центра, ты исчезнешь. Или останешься навсегда. Он не боится. Он просто не знает, кем он будет на выходе.
На потолке над ней выцарапано слово: Ebu. Это бог воды у игбо. Или имя отца. Или ошибка когнитивного фильтра. Она помнит сказку, которую рассказывала бабушка. Только вот бабушка была в другой стране. И у неё была белая кожа. Она закрывает глаза – и слышит, как поёт народ, которого не существует. Язык похож на бассану, но чуть сдвинут – словно кто-то изменил настройки культуры. Стены дышат. Здание дышит. Разлом дышит. Она слышит: Мы храним то, что забыто. Ты – архив. Ты не человек. Ты хранилище. Под ногтями – пыль. Но не земная. Она пишет символ на руке. И он светится. Никто не верит в миф. До тех пор, пока миф не начинает говорить их голосом.
Фаза подготовки: день 11. Субъекты стабильны на уровне тела. Психомоторная активность в пределах нормы.
Сбой на уровне фоно-памяти. Структура сновидений не коррелирует с временными маркерами.
Протокол: «Внешний шум допущен».
(фрагмент отчёта. Терру. Лично.)
Бассейн без воды. Просто ровная яма, 15 метров, стены в антиотражающем покрытии. Полоса препятствий, где воздух тяжелее, чем бетон. Внутри – четырёхмерная симуляция гравитационного сдвига. Официально – адаптационная нагрузка. По факту – выключатель реальности.
Тела двигаются, как в танце, который никто не учил. Сердечный ритм синхронизирован, как будто кто-то настроил метроном на их биополя.
Терру стоит в зеркальной кабине. За его спиной – ритмографы, биомониторы, пси-контур. Всё записывается. Даже то, что не происходит.
