– Сегодня во сне я был в каком-то городе, – наконец сказал. – Знакомом, вроде бы. Только без звуков. Всё происходило как в старом фильме: люди, машины, движения – но полная тишина. Ни шороха, ни шагов.
Он опустил глаза.
– В центре города был круг. Кирпичный. На асфальте. Похоже на мозаику. А внутри круга – символ. Что-то вроде греческой лямбды. Только… странной. Я знал, что этого символа быть не должно. Он чувствовался как ошибка.
Я замер. Не потому что поверил в мистику. А потому что этот же символ – только не на асфальте, а вырезанный на коре дерева – я видел вчера. На старом фото в дневнике Кати.
Словно кто-то играет с нами в рифмы. Не словами – снами.
– Вы когда-нибудь видели этот знак в жизни? – спросил я.
– Нет. Только во сне. Но он… знакомый, как будто я уже видел его где-то. Или знал раньше.
– Что вы чувствовали, когда смотрели на него?
Он замолчал. Потом сказал:
– Ничего. И именно это пугало.
После встречи я не пошёл в кабинет. Вернулся домой.
Мне был невыносим яркий свет больничных ламп, белизна стен, холодный пластик приборов. Хотелось чего-то живого, тёплого, настоящего. Я открыл шкаф. Достал коробку с её вещами. Не одежду – слова. Её дневники, блокноты, обрывки мыслей. Тонкая тетрадь в клетку. Почерк Кати – округлый, мягкий, удивительно читаемый. Страницы пахли ею. Немного пыльно, но всё ещё – как духи, кожа, голос. Живая память. Я начал перелистывать страницы. Наткнулся на запись:
"Мне снова снился город. Тихий, как мёртвый. В центре – круг. Каменный. На нём знак, который не могу описать. Но он был… будто дырой в пространстве. В нём ничего не было, и от этого – было страшно. Саша стоял рядом, но не видел его. Или не хотел видеть."
Я присел.
Они видели одно и то же. Не просто тревожный образ. Структуру. Повторяющуюся геометрию.
И, почему-то – я был там.
На следующий день я снова встретился с Андреем.
– У вас есть блокнот? – спросил я.
– А зачем?
– Нарисуйте этот символ. Как вы его помните.
Он взял ручку. Наклонился. Аккуратно вывел букву – лямбда. Но не простую. С разрывом посередине. Как будто её кто-то разрезал.
Я достал тетрадь Кати. Открыл нужную страницу. Положил рядом.
– Вы это видели?
Он нахмурился, всмотрелся.
– Да… Только… это же ваш почерк?
– Нет. Это почерк моей жены.
Он замолчал. Его губы чуть дрожали.
– Она умерла во сне, – тихо сказал я.
– Простите…
– Ничего.
Я хотел встать, уйти. Всё. Но он вдруг произнёс:
– А вы уверены, что она умерла?
Я обернулся.
– Что вы имеете в виду?
Он пожал плечами:
– Не знаю… Просто… в том сне… перед тем, как я увидел знак… мне показалось, что за мной наблюдала женщина. Сквозь стекло. У неё были карие глаза. Очень тёплые. Она не пугала. Но выглядела так, будто знает, что будет дальше.
Я ничего не сказал. Только кивнул. А внутри меня снова дрогнуло что-то старое. Что-то, что я давно закрыл. Ощущение, как в детстве: открываешь шкаф – и не знаешь, кто там внутри.
Я лёг поздно. Засыпал тяжело. Лицо Кати не выходило из головы. Перед тем как провалиться в сон, почти машинально прошептал:
– Катя… ты там?
Тишина. И только в самом краю сознания, между сном и явью, мне вдруг показалось: кто-то тихо кивнул.
ГЛАВА 4
В последнее время я всё чаще ловлю себя на странной привычке: смотрю на часы, но не запоминаю время. Будто сам факт взгляда – ритуал, не попытка что-то измерить.
Утро началось тихо. Я проснулся раньше будильника. Комната была залита медленным, серым светом – таким, словно за окном не день, а отражение от мокрого асфальта. Кофе вышел горьким: забыл положить сахар и заметил это только на третьем глотке. Почему-то не стал исправлять. Пусть будет таким – крепким, резким, настоящим.
