Читать онлайн Светлана Яцковская - Тишина после Неё

После смерти жены сомнолог Александр Ветров всё чаще ощущает, что границы между сном и явью становятся размытыми. Пациенты видят одни и те же сны. В этих снах – он сам. Город без звуков, комнаты без времени, знак, которого не существует, и женщина, чьё присутствие чувствуется даже сквозь зеркало.

Когда исчезает один из пациентов, а другой описывает здание, которое Ветров никогда не показывал, Александр начинает подозревать: это не просто последствия горя. Это что-то глубже. Возможно, он никогда и не просыпался.

«Тишина после неё» – атмосферный психологический роман о памяти, утрате, снах и тенях, живущих за гранью реальности. Где заканчивается жизнь? И начинается ли пробуждение?

Глава 1

Утро в отделении сна начинается с тишины. Не той, что дарит покой. А глухой, ватной – как будто ты находишься под водой, а наверху кто-то живёт настоящую жизнь. Здесь – другая реальность. Всё замедлено: шаги, дыхание, даже мысли. Мы живём по ритмам сна – фаза БДГ, фаза без сновидений, микропробуждение. Цикл за циклом.

Моя смена началась в семь. Пришёл, как всегда, раньше.Не потому что надо. Просто не могу оставаться дома.

С тех пор, как не стало Кати, там слишком тихо. И слишком громко одновременно. Каждый угол звенит отсутствием. Даже тишина звучит иначе.

Я включил кофеварку, сполоснул руки. Автоматизм. Движения, которые запомнило тело – голова ещё спит.

На стене – старая фотография нашей группы: я, Керн, Солодов, интерны. Кто-то с кружкой, кто-то с бессонным лицом. Все улыбаются – будто мы делаем что-то важное. А на деле? Мы просто изучаем, как человек спит. Как мечется. Как шепчет бред. Как иногда – умирает.

Именно так ушла Катя.

– Опять рано, – раздался голос за спиной.

Керн. Белый халат, туго собранные волосы, тонкая нить аромата мяты – она всегда жевала мятные таблетки вместо обеда. В ней всегда было что-то от прибора – точность, собранность. Но не холод. Скорее – надёжность. Как у пульса оксигенатора.

– Не спалось, – ответил я.

Она не стала спрашивать. Просто кивнула.

Мы это уже проходили – после похорон. Она принесла кофе и тихо спросила, что я чувствую. Я сказал: пустоту. Она поняла. С тех пор – не копала.

Мы шли по коридору. Стеклянные двери, дежурный свет, гул аппаратов.

Пациенты уже подключены. Кто-то спит. Кто-то делает вид. Кто-то надеется, что мы найдём в его снах причину кошмаров. Мы редко находим. Но ищем – всегда.

– Сегодня новый, – сказала Керн. – Мужчина, сорок четыре года. Жаловался на «провалы», чувство падения, невозможность проснуться.

– Фон?

– Инженер. Развелся год назад. Спит на левом боку, засыпает тяжело.

Я отметил про себя: левый бок – защита сердца. Мелочь, но мозг такие штуки подмечает.

Мы зашли в комнату наблюдения. Мониторы: ЭЭГ, пульс, дыхание. Серые линии. Всё ровно. Всё чисто. И всё же… внутри – пусто. Не в смысле профессии. Наука, пациенты, протоколы – всё это имеет смысл. Но я сам… как будто стал сторонним наблюдателем. Не врачом. Не мужчиной. Не кем-то живым.

Как будто умер не только кто-то рядом. Как будто во сне исчез и я.

Я вспомнил то утро. Катя не проснулась.

Я звал её. Сначала тихо. Потом громче. Тряс за плечи. А потом – телефон, гудки, скорая, шаги… Но не её голос.

Эксперты сказали: «Остановка сердца». Без причин. Без следов. Без диагноза. Ирония в том, что я всю жизнь лечил людей от бессонницы, сонных параличей, апноэ…

А она просто ушла во сне. Рядом. Пока я спал.

– Ты с нами? – спросила Керн.

Я кивнул.

– Да. Просто задумался.

Она кивнула в ответ. Больше слов не понадобилось. Мы привыкли к молчанию. Здесь, в отделении, оно значит больше, чем любые разговоры. Здесь важнее смотреть, чем слушать.

Я сел в кресло и уставился на пульсирующую линию на экране. В какой-то момент она совпала с моим сердцебиением. И я подумал: может, это и есть сон. Просто очень длинный. Просто затянувшийся. Может, я ещё не проснулся с той ночи.

Но нет. Это – реальность. Просто теперь в ней нет её.

День закончился, как всегда: тусклый свет, отчёты, короткие фразы. В клинике, как и во сне, время течёт странно. Иногда сложно сказать – прошло полчаса или целый месяц.

Глава 2

Я проснулся раньше будильника. Снова.

Сквозь щель между шторами пробивался тусклый утренний свет, и вся комната казалась выцветшей фотографией. Тишина. Неприятная, липкая – как в музее перед открытием.

С постели поднялся не сразу. Пальцы сжались в простыню. Она была холодная, почти влажная – хотя в комнате было тепло. Иногда мне кажется, будто это не я просыпаюсь, а кто-то во мне. Я просто позволяю телу двигаться, а сам остаюсь где-то глубже. Ниже уровня поверхности.

На кухне – крепкий кофе. Без сахара, как всегда. Горький, обволакивающий, терпкий, как привычка. Я пил и смотрел в окно. Небо было мутным, бесформенным. Ни птиц, ни облаков. И вдруг поймал себя на мысли: а точно ли я проснулся?

Клиника встретила привычной утренней серостью. Медсёстры вежливо кивали, пара пациентов дремала на мягких креслах в коридоре. Места, где изучают сны, не похожи на обычные больницы. Здесь не слышно плача. Здесь всё заторможено, как во сне. Всё – будто в густом желе.

– Доброе утро, доктор Ветров, – кивнула Марина, моя ассистентка – тихая, но цепкая, с блокнотом, исписанным разными цветами чернил, словно она раскрашивала хаос снов.

– Угу. Кто у нас сегодня?

– Новый пациент. Андрей Селин. Двадцать девять лет. Переведён по направлению частного психиатра. Жалобы: бессонница, тревожные сны, ощущение преследования во сне. Анкета у вас на планшете.

Я бегло просмотрел историю. Беспокойные ночи, хроническая усталость, психосоматика – всё по шаблону. Но одна фраза зацепила:

«Пациент утверждает, что сны имеют собственную волю. Появилось чувство, что сон наблюдает за ним.»

Странная формулировка. Не медицинская. Возможно, сам пациент настоял, чтобы записали именно так. Или психиатр не стал исправлять.

Мы встретились в осмотровой. Он вошёл медленно, как будто нехотя. Руки в карманах худи, плечи сгорблены, под глазами – серые тени.

– Андрей, – представился он, протянув руку.

– Александр, – кивнул я. – Присаживайтесь.

Он сел. Стул скрипнул – он вздрогнул.

Первое впечатление – типичный затворник. Вечно уставший, погружённый в мысли, которые не дают покоя.

– Расскажите, как вы спите.

– Плохо. Засыпаю с трудом, а просыпаюсь – будто подрался с кем-то. Всё тело в напряжении.

– Что запоминаете из снов?

– Почти ничего. Только… куски. Обрывки комнат, чьи-то шаги. Лица – редко. Но… недавно начал запоминать ощущения.

– Какие?

– Что кто-то рядом. Не видно, но ощущается. Будто стоит за спиной. Чувствуется тепло, как дыхание. И самое странное – иногда мне кажется, что это я. Только не я сейчас. А… я другой.

Он бросил на меня взгляд – будто ждал диагноза. Ждал, что я запишу: шизотипическое расстройство.

Я просто кивнул.

– Вам предоставят комнату для наблюдения. Мы подключим ЭЭГ, будем отслеживать фазы сна. Ваша задача – просто отдыхать.

Он усмехнулся.

– Легко сказать, когда ты не боишься засыпать.

Поздний вечер. Комната наблюдения.

С одной стороны – стекло. С другой – экраны, провода, цифры. На мониторе – показатели: дыхание ровное, пульс чуть учащён. Я смотрел, как Андрей спит. Его лицо напряжено, но тело почти неподвижно. Вдруг – резкий вздраг.На аудиозаписи – тихое бормотание. Разборчиво лишь несколько слов:

«…он снова здесь…»

– Слышали? – прошептала Марина.

Я кивнул. Отметил в журнале. Но сердце билось быстрее.

И вдруг – чётко, внятно, почти вживую:

«Александр, это ты?..»

Я резко повернулся к экрану.

Андрей спал. Ни малейшего движения.

Марина напряглась:

– Это… нормально?

– Возможно, он запомнил моё имя перед сессией. Подсознательное внедрение, – стараюсь говорить ровно. Профессионально.

Но внутри – холодок.

Утром я зашёл к нему.

– Как ночь?

Он долго смотрел в окно. Потом сказал:

– Странный сон.

– Расскажите.

– Всё начиналось с темноты. Не страшной. Привычной. Я шёл по какому-то коридору. Стены – чёрные. Длинный путь и тишина. Потом появился свет. Проём. Комната. Я вошёл – и понял, что это ваш кабинет. Только без окон. Мониторы горели, и вы стояли у стены.

– Что я делал?

– Смотрели. На меня. Но не глазами. Понимаете? Как будто не вы на меня смотрите, а через вас – кто-то. Я хотел что-то сказать, но не смог. Только подумал: «Это ты?» И в этот момент – проснулся.

Я молчал. Просто записал.

Он добавил:

– А потом мне показалось, что вы и в реальности на меня смотрите. Снаружи. Через стекло. Хотя я знал, что вы спите.

Домой я вернулся поздно. Дождь шёл стеной. Капли на стекле балкона – как следы пальцев.

Я достал дневник Кати. Долго не решался открыть. Наконец перелистал – и остановился.

«Сегодня снился Саша. Но он будто был кем-то другим. Или не сам собой. Он сказал: “Я рядом” – но голос был не его. Я проснулась с холодом на груди, как будто кто-то на меня дышал.»

Я закрыл дневник. Сел на кровать. И снова почувствовал то странное: а точно ли я сейчас бодрствую?

Позже, когда город стих, я снова достал дневник.

Обложка – мягкая, чёрная, с пятном краски в углу. Я помнил: она пролила гуашь, рисуя что-то из сна. Руки дрожали. Внутри было нечто личное. Возможно, не для меня. Но я открыл первую страницу.

«Сегодня я проснулась до Александра. Он во сне морщился, как ребёнок. Я провела пальцем по его лбу – хотела разгладить складку. Он вздохнул. Но мне стало страшно. Будто я дотронулась не до него, а до чужого.»

Я перечитал. И перевернул страницу.

«Мне снятся пустые комнаты. Я хожу по ним и ищу голос. Не лицо. Не образ. Только голос. Иногда он звучит, как у Саши. Иногда – как у кого-то совсем другого. Иногда я боюсь проснуться, потому что думаю: а вдруг это и есть реальность – вот эта пустота, а не наша квартира?»

Третья запись была совсем короткой:

«Если ты это читаешь, значит, меня уже нет. Не вини себя. Я не хотела уйти. Просто стало слишком тихо.»

Я закрыл дневник. Не потому, что не мог читать дальше. А потому что не знал, смогу ли жить, если узнаю больше.

Тишина окутала комнату. Я посмотрел на своё отражение в тёмном окне. Оно смотрело на меня, будто знало что-то. А я – всё ещё не знал ничего.

Глава 3

В кабинете пахло пыльной бумагой и кофе, который остыл ещё утром. Я сидел за столом, вертел в пальцах ручку. Не писал – просто крутил. Вокруг меня – кипа дел, отчёты, сны, которые надо расшифровывать, пациенты, которых надо вести. А я всё ещё думал о голосе. О той фразе, обращённой ко мне из чужого сна.

На экране монитора – спокойная кривая. Андрей спал. Мы наблюдали за ним вторую ночь подряд. Он засыпал всё быстрее, как будто что-то – или кто-то – тянуло его обратно. Куда именно – он и сам не знал.

Я не отрывал взгляда от экрана. Где-то глубоко внутри что-то подсказывало: это ещё не конец.

– У тебя когда-нибудь было чувство, что кто-то говорит с тобой… во сне? – спросил я у Марины.

Она сидела рядом, протирая очки.

– Я не помню снов, – пожала плечами. – Вернее, помню фрагменты. Обрывки. Как у большинства людей.

– А голос? Узнаваемый?

– Бывает. Но не конкретный. Скорее… ощущение. Словно ты знаешь, кто это, но объяснить не можешь.

Я кивнул.

Примерно так я чувствовал Катю весь последний год. Как будто знал, что с ней что-то происходит, но не мог – или не хотел – это объяснить. Ни себе, ни ей.

Утром Андрей попросил поговорить не в кабинете, а в буфете. Он сидел за угловым столиком, ел овсянку – больше ковырял, чем ел. Ложка в его руке выглядела не как столовый прибор, а как оружие. Я сел напротив. Некоторое время он молчал.