Тьма во мне - страница 4

Не могу сказать, что в моем положении не было совсем никаких солнечных сторон. То, что отец большую часть времени был равнодушен к моей судьбе, возлагало на меня меньшую ответственность и давало больше свободы. Вне замка мне дышалось легко, и я не чувствовал на себе той тяжести общего семейного презрения, которую отец и брат не намеривались облегчать.

Вернувшись в замок, я первым делом отправился в кухню, чтобы отдать повару своих уток. Там привыкли, что я иногда приношу из леса свежую дичь. Никто не смотрел на меня косо или с неприязнью, и мне нравились эти простые работящие люди, с которыми можно было поговорить о повседневных делах, перекинуться шуткой. И все же как равного себе они меня принять не могли. Ни по одну сторону меня не хотели воспринимать наравне, и, в этом смысле, я стоял обособленно, каким-то одиноким столбом на развилке двух происхождений – высокого и низкого.

На кухне я перекусил свежим хлебом и сыром. Затем, оставив дичь в распоряжении старшего повара, упитанного добродушного мужчины, который напоследок пожелал мне доброго вечера, я решил переодеться и немного привести себя в порядок, однако сделать это мне не удалось.

– Элли. – Раздался за спиной такой до боли знакомый, низкий, приятный и оттого еще более противный мне голос брата. Я его прекрасно расслышал, но не откликнулся, не остановился, никак не показал, что готов отвечать. Причина для этого у меня имелась вполне основательная: терпеть не мог, когда он зовет меня «Элли», словно я какая-то маленькая девочка. Тысячу раз я просил его не называть меня так, но он взял это за правило лишь затем, чтобы сделать неприятное мне. Более того, он не только оскопил мое имя, но, унизительно раздев его до нага, выставил на всеобщее обозрение, и теперь каждый, кому не лень, звал меня «Элли», не со зла, но в силу устоявшейся привычки. И больше всего меня злило то, что я не мог отплатить ему той же монетой. Хьюго – само это имя, казалось, было твердым и незыблемым, как скала, и его никак нельзя было обстрогать.

– Элли, стой. – Голос его сделался настойчивым. Он не понял причину моего молчания, или только сделал вид, что не понял, а бежать от неприятностей – ниже моего достоинства. Я остановился и обернулся с немым вопросом в глазах.

– Хорошо, что я тебя встретил. – Сказал он.

– Я же просил тебя, не называть меня так.

– Ох, не будь занудой, Элли. – Словно и не заметив моей злости, как ни в чем не бывало отмахнулся он. – Пойдем со мной.

– Куда? – Спросил я тоном, который красноречивее любых слов говорил, что мне совсем не хочется куда-либо с ним идти.

– Отец звал. – Коротко объяснил он.

– Отец? – Удивился я. – Меня?

– Нас. – Отрезал Хьюго.

– Чего он хочет?! – Слишком резко, особенно, если речь идет о нашем отце, спросил я. Я переступил грань приличия, каюсь. Виной тому, должно быть, усталость.

– Он твой король! – Осадил меня Хьюго. – Чего бы он ни захотел, ты это исполнишь!

На этом разговор закончился. Мы шли, молча, бок о бок, на расстоянии в локоть друг от друга, однако стена немого напряжения висела меж нами, мешая сблизиться духовно. Взгляд мой то и дело невольно скользил влево, изучая и оценивая брата. О, сколько раз я видел эту высокую, мощную фигуру, превосходящую меня где-то на пол головы, и это притом, что я был не коротконогим, а хорошо сложенным, юношей. Но Хьюго выдавался шириной плеч, крепостью рук, несколько резкими, но мужественными и красивыми чертами лица: прямым носом, высоким лбом и волевым подбородком. Бледное лицо его казалось еще бледнее на форе черных бойких завитков его коротких волос.