Она радовалась, как ребёнок, и от её радости у Антонины как будто разом прошла вся усталость и ломота в натруженных за день мышцах.
Снова позвонила Варька.
– Малыш, я скоро, – быстро сказала ей Антонина. – Да, честно-честно! Выхожу уже. Сяду на автобус, и через пятнадцать минут буду. Засекай время. Всё, пока!
Она стала обуваться.
– А давайте-ка я вас отвезу? – предложила вдруг Ирина. – Автобусы уже плохо ходят, простоите целый час. А мне нетрудно на машине вас подбросить.
Антонина согласилась. Они подъехали к её дому.
– Спасибо вам за всё, – ещё раз сказала Ирина. От её утреннего холода и недоверия не осталось и следа.
– Да не за что, – улыбнувшись, ответила Антонина. – Мне приятно от того, что вам приятно возвращаться в чистый дом.
Ирина немного помолчала, как будто думала о чём-то.
– Вы извините меня, может я через чур прямолинейна, но… почему именно эта работа? Мне всё время кажется, что она вам как-то… Не идёт. Ну, не полы же вы мыли всю жизнь? Внешность ваша, ну не вяжется как-то с уборкой…
– Работа как работа, – улыбнулась Антонина. – Я фельдшером на «Скорой» раньше работала…
– Ну? Нормальная же работа! – Напористо перебила её Ирина. – Или устали по алкоголикам да сердечникам ездить?
– Нормальная работа, да, – кивнула Антонина. – Я любила её очень. Мчаться, сломя голову, людей спасать… Мне это так нравилось! Но в последнее время стало так совпадать, что, как наша смена, так жуткая авария на дорогах. Я никак не могла к этому привыкнуть… Руки-ноги в разных местах бегать собирать…
После подобных излияний Антонина нередко корила себя за излишнюю открытость, но, поощренная пристальным взглядом Ирины, она не смогла удержаться, не поведав боль души.
– Помню, травматологию нам преподавала в колледже пожилая профессор-хирург, она всё время повторяла: «Девочки! Приезжая на место аварии, выключаем все свои чувства – жалость, сочувствие и так далее! Здесь нужно только хладнокровие, только так вы быстро окажете нужную помощь пострадавшему и спасёте чью-то жизнь». Я старалась быть хладнокровной, но, когда в больнице, куда мы привозили пострадавших после аварии, я видела родственников, их страшное горе, ведь кто-то не выжил, а кто-то остался на всю жизнь инвалидом, я каждый раз не могла сдержать слез. Переворачивается не одна жизнь, и судьбы рушатся. Видя это, я каждый раз плакала. Врач, с которой мы несколько лет работали, всё смеялась надо мной: «кончай ты это мокрое дело! Ну как барышня кисейная, честное слово! И как тебя такую в медицину занесло?»
Антонина снова глубоко вздохнула.
– Лариса Николаевна… Чудесная женщина была… Легкая такая, простая, одно удовольствие с ней было в паре по вызовам ездить! И внимательная, и чутьё у неё на болезни какое-то особое было. Никогда не ошибалась. Приезжаем на вызов однажды, бабуля на живот жалуется, боли и стул жидкий разок был. «Что ела?» – спрашивает. «Да всё как обычно», – отвечает старушка. Смотрит живот ей, а он мягкий. «Ну-ка Тоня, кардиограмму ей сними живо! Не инфаркт ли там у нашей девушки?» Снимаю и точно, свеженький инфаркт! И вы понимаете, спасли ведь бабулю! Быстро её в отделение отвезли, а там её откапали, да на ноги поставили. Приедь другой доктор вместо нас, назначили бы таблетки от поноса, да и только… Она Ларисе потом, как лето, ягод ведро обязательно принесёт. Лет пятнадцать старушка прожила ещё, а вот Лариса…
