- Для воскрешения телесного мира, - прошептал Тони. – Души вернутся в Отражение. Но где они находятся сейчас?
- Этого не знает никто, - покачала головой мать Алиенора. – Да, Отражение – Книга Жизни, где записаны дела и слова каждого жившего на свете человека. В день Последнего суда души вернут в Отражение свои мысли и чувства, ибо нельзя судить дела без помыслов и помыслы без дел. Но если Отражения не будет…
Кто-то поскребся в дверь, в щель просунулся длинный тонкий нос. Писклявый голосок что-то спросил по-окситански. Коротко ответив, аббатиса встала.
- Мне надо поговорить с новой послушницей и отпустить ее опекуна. Ждите меня здесь, я скоро вернусь. Угощайся, - она шевельнула подбородком в сторону миски с фруктами. - Пока не захлебнулся слюной. А ты устройся поближе к камину и погрейся. Здесь не так сильно дует.
Едва дверь за ней закрылась, Тони быстро доел кусок хлеба, который так и сжимал в кулаке, и набросился на сочные груши. Мне стало завидно, и так захотелось почувствовать на языке влажную сладкую мякоть. Я подобралась поближе к миске – и да, ощутила вкус и запах, но это была самая настоящая пытка. Словно тебе разрешили лизнуть еду, но запретили кусать, жевать, глотать.
- Мы моральные уроды, - сказала я. – Говорят, что мы погубили весь мир, а нам как будто все равно. Мы жрем груши.
- Ну, ты, допустим, не жрешь, - буркнул Тони, бросив огрызок в камин.
- Считай, что я их облизываю.
Тони покосился на миску и опустил руку, которая тянулась к очередной груше.
- Ты предлагаешь побиться головой об стену? Это не поможет, Света! Все уже произошло, и, похоже, исправить ничего невозможно. Да, мы это сделали, но ты же понимаешь, что мы были просто инструментом в чужих руках. Хотели помочь Маргарет и Питеру, но Маргарет, я думаю, обманули так же, как и нас. И так же ее использовали. И ты знаешь, кто.
Я попыталась вспомнить, что почувствовала, когда впервые увидела сестру Констанс. Маргарет была напугана, расстроена – само собой. И к аббатисе потянулась, словно искала в ней последнюю надежду. Даже когда Маргарет узнала, что ей скоро предстоит умереть, все равно цеплялась за старуху, как за спасательный круг.
Ну еще бы, у той ведь было такое же кольцо, они же сестры – то ли по счастью, то ли по несчастью, как уж посмотреть. Но что тогда думала я? Не показалось ли мне что-то фальшивым, наигранным? Или я уже сейчас пытаюсь внушить себе, будто должна была испытывать нечто подобное?
Нет, ничего такого я припомнить не могла. В тот момент меня слишком захватили переживания Маргарет. Но вот потом, когда вернулась снова…
Я вспомнила, как невольно сравнила сестру Констанс с бабой-ягой из любимой сказки. И пусть хотелось верить, что она поможет, даст череп на палке и отправит домой, чудилось в ней нечто зловещее. И тогда, и позже, когда мы вернулись с Тони, я не единожды ловила ее на лжи. Что-то она рассказывала совсем не так, как в первый раз. Возможно, память уже подводила ее, и она не помнила прежнюю версию. А может, в этом был какой-то злой умысел.
- Как думаешь, что дьявол мог пообещать ей? – спросил Тони, все-таки взяв из миски еще одну грушу.
- Наверно, то же, что и всем. «Будешь ты царицей неба и земли». Уж не знаю, случайно она проговорилась или нет, но кое-что проскользнуло. Она жалела о своем выборе. Что не отказалась от кольца. Или о том, что не выбрала любовь.
