– Они-то, с какой стати?
– Во-первых, у них обоих была возможность отравить напиток. Оба какое-то время держали термос в руках и оставались с ним наедине.
– С кем наедине?
– Да с термосом же! Виктор твой дома мог, что угодно туда добавить. Анечка – пока от машины до зала шла. Остановилась в холле, крышечку отвернула, крысиного яду насыпала. Ничего сложного! Во-вторых, у них был мотив – ревность!
– Какая еще ревность?
– Нормальная супружеская ревность. Они же не слепые, думаете, легко им было на вашу любовь смотреть?
– Какая любовь? Это же наши роли! – возмутилась Аленка.
– Вы очень вжились в свои роли. Актеры, когда у них по действию любовь, всегда друг в друга влюбляются. Без этого нельзя. Не удивлюсь, что ваши супруги ревновали.
– Ох, Прохор Иваныч, вы как скажете что-нибудь, так хоть плачь, хоть смейся.
– Аленка, это комплимент. Я бы даже не удивился, если бы твои падчерицы решили Кролика уморить, что бы за папаню отомстить. Знаешь, та, что на спектакль пришла, как на Кролика зыркала! Мороз по коже! Темпераментная девица!
– Да что вы такое говорите! Это возмутительно!
– Слушайте, прекращайте, – вступилась Галка. – Это лекарство вообще внутрь через желудок не попадает.
– А чего тогда Раиску допрашивали, кто чего пил, ел. И кто видел, что Кролик ел и пил?
– Никто ничего не пил. Перед спектаклем у всех такой невроз, никто ничего не ест, даже пить боимся.
– Я не боюсь, – встряла Галка. – Я бутерброды ела.
– Ты – исключение. Да и потом, ты когда голодная, такая злая делаешься, ужас! Ни за что человеку глотку перегрызешь!
– Это да. Мне самой за себя потом так стыдно. Но ничего не могу поделать.
– А я видела, – припомнила Ксения. – Кролик таблетки какие-то глотал. Водички искал запить.
– Нашел?
– Не знаю. У меня воды не было. И вообще не до него было, я ногти сушила.
– Дома не могла свои когти высушить?
– Дома? Тоже мне умник нашелся! А полы в театре кто бы тогда мыл? Ты что ли? Я специально пораньше пришла, что бы успеть, как приду полы вымыть, а потом ногти в черный цвет покрасить.
– Какие полы? У нас же сарайная эстетика была.
– Так газеты мы по чистому полу расстилали. Иначе всем пришлось бы несколько часов пыль глотать. А костюмерная? А за сценой, а сбоку за шторой?
– Так нашел Кролик воду или всухомятку давился, бедняга?
– Нашел. Он моей минералкой запил, – вступил Кирюшка.
– Вот и хорошо.
– А может и не хорошо. Ты сам из этой бутылки пил?
– Пил, конечно.
– Вообще мы с Вовкой две бутылки общественной воды купили.
– Ага, и никому не показали.
– Да забыли, не до того было. Все ж перед премьерой носились, как угорелые. Нас Прохор заставил мебель целлофаном укутывать и запах краски распространять. Я потом на сцене, знаете, как эту воду вспоминал? Ого! Особенно, когда из Ленкиного термоса язык ошпарил!
– Ага, поэтому у тебя кроме акцента пришепетывание появилось! Гениально! Гениально! Отличная находка! Запомни это! В следующий раз обязательно повторишь, – Прохор довольно потирал ладони.
Точно, чокнутый.
– В следующий раз я членовредительством заниматься не буду! – твердо заявил Мишка. – У моей робы карманы большие. Я в них пару бутылок с питьевой водой загружу.
– А как же акцент с пришепетыванием? – ехидно поинтересовалась Лизка.
– Сама пришепетывай, тебе тоже не помешает!
– Точно! Тебе надо пару передних зубов зачернить и шепелявить! Классно будет! Как мы сразу не догадались? – восторженно подхватила Ксения.
