Токсичная книга - страница 31
Историк Лосев в своё время предложил своим коллегам вопрос, от которого те решили отказаться: «Историк должен ясно ответить на вопрос: за что же, в конце концов, сожгли Джордано Бруно?» И действительно – почему Коперника в расчёт не брали, а Бруно – пожалуйста. И расскажите мне басню про гелиоцентрическую систему, я давно её не слышал! Но дело не в ней. И даже не в теориях мистической трансформации мира. Тогда в чём же?
И насколько нужно быть глупым, чтобы утверждать свою правоту в вопросе веры? Как нужно заблуждаться, чтобы не суметь понять – вера у каждого своя. И человек не верит в то, что видит, а видит то, во что верит. Однако объяснить это достаточно сложно – слишком часто люди путают причины и следствия. А в наше время считать глупое единоверие самым верным путём – нормальное явление. Но ведь дураку понятно, что догма всегда неверна. Что в ней всегда кроется сговор и заказ – будь то любой самый простой договор или Вселенский Собор. Но рассуждать о вещах, над которыми даже размышлять запрещено – очень рисковая игра. За неё иногда идут на костёр. За неё НЕПРЕМЕННО идут на костёр. Во все века и все времена. И если вы думаете, что это сложно – стать целью для общественной ненависти, – то достаточно просто начать подвергать сомнению поставленные свыше указания или выданную «неоспоримую» информацию. Достаточно оставаться собой и не подавлять собственные мысли, собственные выводы, которые удалось вынести через огонь общественного недоумения и порицания. В этой идее нет никакой революции – всё честно, всё строго, всё безэмоционально.
Помимо мнемоники и законов Луллия, Бруно во время своих встреч со студентами касается тем, мягко скажем, диких для того времени – бесконечность Вселенной, возможность превращения континентов в океаны по прошествии долгого времени, движение планет вокруг своих светил и возможность сосуществования миллиардов планетарных систем, схожих с нашей. Однако его краткие экскурсы в историю пространства и времени пока что не так сильно увлекают власть имущих, как самое простое и кажущееся таким пошлым, на фоне прочих идей и речей – искусство мнемоники. Так пересеклись дороги Генриха III и Джордано Бруно – сбросившего рясу монаха, навсегда покинувшего стены своей обители. В своём труде «О тенях идей», написанном специально для короля, Бруно много места уделяет общим понятиям и лишь треть – мнемонике, овладеть которой так мечтал Генрих. Достаточно невнимательный монарх не усматривает в книге ничего шокирующего, хотя христианство приравнивается в ней практически к сектантскому верованию, полностью доступному лишь избранным манипулирующим толпой «жрецам».
И вот тот, чей шаг всегда твёрд. Кто уверен в своей правоте, несмотря на косые взгляды со стороны. Вхожий в самые просвещённые заведения Европы человек, общающийся с самыми могущественными особами своего времени. Стопроцентно бесстрашный и, как кажется, преодолевший все возможные преграды и запреты. В 1583-м – за 17 лет до смерти – Бруно прибывает в Лондон, где находит приют в семье Мишеля-де-Кастельно – противника Католической лиги и сторонника веротерпимости. Мишель является французским послом Генриха III в Англии и не на шутку увлекается идеями бродячего философа. Он предлагает Бруно дом и полное обеспечение. То, чего у странствующего философа не было никогда. Но он здесь не столько ради общения со своим новым знакомым, сколько ради визита в Оксфорд. Да, Бруно выдали рекомендацию в Оксфорд. И когда его пылающая эмоцией фигурка отчаянно жестикулировала в стенах богословских аудиторий, уши слушателей сворачивались в узелки. Бруно рассказывает людям, которых всю жизнь считал оппонентами, о бессмертии души и тела. Тело, с его точки зрения, преобразовывается в иные формы существования – удобряет землю, видоизменяясь, но не исчезает навсегда, душа же – кристаллизуется и рано или поздно, преображаясь, появляется в форме нового тела. Бруно говорит о единой природе душ: моллюски и насекомые, люди и птицы, как он утверждает, имеют одну природу души и ограничены лишь своими физическими возможностями. Философ подкрепляет свои идеи примером о том, что если бы змея превратилась в человека, она бы смогла реагировать, действовать и, по-видимому, мыслить как человек. И это было последней каплей, переполнившей чашу терпения уважаемых господ – никто и никогда не смел нести такую нелепую чушь в более чем важном заведении. Но что толкало человека, опередившего своё время на столетия вперёд, продолжать? Крутить шарманку смыслов и понятий, кидая идеи уже не в лицо необразованной массы, но в лицо серьёзно вооружённым оппонентам? Как можно в строгое и однобокое время оперировать такими понятиями, как полярность, дуализм и причинно-следственные связи? Бог един – это знает каждый идиот! И, пожалуй, исключительно идиот.