Очнулся Элай уже в своём шатре; рядом с ним на маленьком стуле, неловко съёжившись, дремал Кольб.
Элай сел и тут же снова почувствовал звон в ушах, а в глазах у него замелькали чёрные точки. Услышав шорох, проснулся старик и заворчал:
– Ты совсем сдурел, что ли, старший инженер? Доработался до обморока…
Элай сглотнул и потёр глаза; дурнота немного отступила.
– Я… – он попытался что-то ответить, но ворочать языком было сложно. Да и во всём теле разливалась слабость.
– У тебя замены нет, – сказал Кольб. – Вот ты прыгаешь всюду, а не понимаешь, что если с тобой что случится… у тебя замены здесь нет.
Элай опять хотел что-то сказать, но только открыл и закрыл рот.
– Утром ответишь, – Кольб слегка толкнул его в грудь, и Элай улёгся обратно на постель. Сил сопротивляться не было. Стоило ему закрыть глаза, и он сразу уснул.
Кольб удостоверился, что Элай спит, и, кряхтя, поднялся с табурета и вышел из палатки. Работа продолжалась и ночью, прямо сейчас заступала новая смена людей. Альвы же трудились без остановки.
Следующий уровень, уже рассчитанный старшим инженером, удастся поднять и без участия Элая, а дальше либо будить его, либо отдыхать придётся всем. Какая разница, в самом деле, если успеть им явно не дано.
Утром должен прибыть Тайр с новостями. Наверняка, привезёт ещё одно сообщение в кожаном конверте. Может быть, там даже будет написано, что тролли повернули, замедлились, остановились, или укроителям каким-то образом удалось ускорить своё приближение. Говорят, надежда есть всегда, но Кольб был уверен, что в этот раз нет её вообще. Но люди пусть надеются, хотя бы отработают эти несколько часов.
И если за ночь не удастся придумать что-то… какое-то чудо, то лучше бы распустить людей, пусть спасаются у цвергов. Хотя Элай вряд ли пойдёт на такое, он будет работать до конца и других поведёт за собой.
Кольб медленно шёл по лагерю; он тоже мало спал в последнее время, а из-за возраста переносил напряжение хуже остальных. Передвигаясь от палатки к палатке, останавливаясь иногда, чтобы, держась за натянутые канаты, прислушаться к происходящему вокруг, он думал: догадываются ли люди, насколько всё безнадёжно? До него долетали обрывки коротких фраз, произнесённых усталыми голосами, или ворчание тех, кто уже начал разговаривать сам с собой, жалуясь на безвыходную ситуацию.
Наконец Кольб добрался до стены; люди только разбирали брошенные предыдущей сменой инструменты, альвы подтаскивали камни к участку, выстраивая их в строгом порядке, чтобы было удобнее поднимать один за одним для возведения нового уровня. Ещё один камень в стене, и ещё один… Альвы и раньше вызывали у Кольба любопытство. Орден молчаливо одобрял неприязнь к ним. Нет, сильнее: отвращение. Монахи всегда поддерживали в людях уверенность, что нет хуже судьбы, чем стать альвом. Что это хуже чем смерть. И все «подавшиеся в головешки» объявлялись мёртвыми. Хотя продолжали жить.
Альвов же такое отношение будто и не трогало вовсе. А может и да – как их понять? Древние как будто всегда готовы поделиться своей философией, но по-настоящему что-то узнать о них сложно. Они не были скрытными, они просто не могли объяснить то, что объяснить в принципе не получится. Некоторые вещи можно узнать только на своём опыте, а это был путь в один конец. Что такого они поняли, раз теперь им всё равно, где и кем быть?
Существа, достигшие такого, что Ордену только снится, стали мусорщиками цивилизации. Они делают работу, от которой воротят нос остальные, готовы занимать самое последнее место в обществе. У них нет амбиций и практически нет эмоций – только слабое эхо. За всё это они должны были получить что-то взамен.
