Комната, куда я попала, это кухня или то, что должно быть похоже на нее. Вижу еще разожженную печь, на которой булькает котел, явно с той самой рыбной похлебкой. Длинный, разделочный стол в середине. И шкафы по разным углам. Свет тусклый, поэтому приходится подходить ближе, чтобы разглядеть все получше.
В первую очередь меня привлекает дверь, к которой я приближаюсь, но не решаюсь открыть. Бежать смысла нет. Я ничего тут не знаю, а опасности на этих улицах на каждом шагу. Нет, лучше злющая старуха, чем какая-та зубастая тварь.
Оставив дверь, я приближаюсь к печке и все же сую нос в небольшой котелок. Запах из него еще убойнее, чем из тарелки. Как Зара тут сама не скопытилась от таких ароматов? Иммунитет, наверное, или отсутствие обоняния. Последнее, кстати, многое бы объяснило.
От печи я направляюсь к столу, и счастью моему нет предела. Продукты! Цельные фрукты и овощи. Некоторые мне незнакомы, но есть и что-то родное. А самое главное, к ним никто не прикасался, не резал, не мял и не испортил.
— Лук!
Никогда не думала, что буду так рада обычной луковице. Причем дома я не слишком большая поклонница лука. В детстве так особенно его не любила. Но когда начала сама готовить, нашла тысячу и один рецепт, как сделать из лука потрясающее блюдо.
— Готовка подождет, — хватаю луковицу и кладу ее на разделочную доску. — Сейчас можно и просто хлеб с луком поесть.
Хлеб лежит тут же в плетеной корзинке. Черная буханка. Не слишком привлекательный, но сойдет. Надеюсь, его не Зара пекла.
На короткое мгновенье кажется, что лук теплый, но это ощущение так же быстро пропадает. Очищаю шелуху, обнажая белоснежные без прожилок бока. Лук настолько красивый, что у меня начинаю течь слюнки, и он совсем никакого запаха.
Отрезаю ломтик хлеба и укладываю на него кружочек лука. Соли бы с маслом, но ничего подходящего не вижу.
Готовлюсь откусить знатный кусок этого бюджетного бутерброда, когда хлопает дверь в кухню.
— Не стоит, — доносится до меня голос Чина.
Перевожу взгляд на парня и опускаю руку с бутербродом.
— Ты выжил?
— Да, — расплывается он в улыбке. — В этот раз тетя обошлась без рук. Хотя еще не вечер.
— И частенько она тебя бьет?
— Бьет? Скажешь тоже, — он запрыгивает на край стола. — Так, обычная профилактика. Лучше пусть она, чем стража или кто еще. У нее рука тяжелая, но в каждом ударе чувствуется любовь.
— И синяки на теле после ее «любви» особенно красочны?
— Вот видишь, ты уже разбираешься, — он указывается на мою руку. — А эту гадость лучше правда убери. Не понравилась похлебка, так и эта композиция тоже не придется по вкусу. Хлеб еще ничего, а вот калой острый и горький. Удивительно, что ты еще слезами не облилась.
— Так он не пахнет почти, — с готовностью подношу луковицу к носу и втягиваю его запах. — Ненавязчивый сладковатый аромат. Такой сорт, кстати, очень дорогой. Он не острый и не горький, а… Ты чего?
Отшатываюсь назад, когда рука Чина мелькает перед моим лицом. Он перехватывает лук и тоже подносит его к носу. Глаза парня немедленно расширяются от удивления. Ничего не говоря, он впивается в белоснежный бок луковицы и принимается жевать.
— Сладкий, — говорит Чин с набитым ртом. — Реально сладкий, — он проглатывает кусок. — Этого не может быть, — еще один укус. — Мать моя женщина, — закатываются его глаза, видимо от удовольствия. — Никогда не ел калой вкуснее. Его добавляют только в готовые блюда, так просто никто не ест, потому что горечь редкостная, но это, — он трясет рукой. — Это нечто!
