Мама сунула руки глубоко в карманы.
– Я понял. Я не настаиваю. Но жаль, конечно, что уж тут. Но, я думаю, ты свое решение можешь и поменять. Просто всему свое время.
– Точно, – вздохнула мама с облегчением.
Они подошли к булочной. За прилавком, спиной к ним стоял высокий молодой человек с хорошим разлетом прямых плеч. Мама с удивлением на него уставилась. А когда он повернулся к ним лицом, брови ее взлетели еще выше. Это был тот же, знакомый им продавец. Он тут же расплылся в улыбке и поздоровался.
– Тони! – окликнул он енота, по своему обыкновению оставшегося у двери, и кинул ему грецкий орех. – Лови!
– Скажите, пожалуйста! – мама, наконец, обрела дар речи. – Новая стрижка?
Парень покраснел и засмеялся смущенно.
– Тони, ты узнал того, кто пытался назвать тебя Ларсом?! – мама усмехнулась.
Тони радостно кивнул, с готовностью поддерживая разговор.
Когда они вышли с пакетом, он раздумчиво произнес:
– Я, возможно, поспособствовал реализации Тони, как ты сказала. Но он сейчас как будто делает это в гораздо более широком масштабе.
Мама посмотрела на него, на Тони, разгрызшего на ступенях булочной орех, собрала скорлупу, бросила в урну. И наконец сказала:
– Это кажется таким простым.
Он уставился на нее.
– Простым?!
– Ну, не простым. Ладно. Ну, очевидным.
– Тебя это коробит?
– Какое ты слово подобрал, – удивилась мама. – Пожалуй. Пожалуй, именно коробит. Снег, – мама помолчала, – фонарь, история с туманом. Кстати. Почему снег пошел, фонарь стал светить, а туман пропал? Может, и не туман, в таком случае?
– А наоборот? – подхватил он.
– А наоборот, – согласилась мама.
– А что наоборот?
– Ну, вот что сегодня было?
– Сегодня было море. Ясность. Прозрачная, холодная, даже льдистая такая, абсолютная. И ощущение моря. Потрясающе.
– Туман ушел, оставив чистый воздух. Море.
– Да. Море.
– Сначала мелодия вызвала снег. Потом свет. Затем море воздуха.
– И побочки. Головная боль, колено, твои легкие подъемы, фикус, прыщи, Света.
– Я не понимаю, – развела руками мама.
– Но тебя это радует, – скосил он на нее глаза.
– Абсолютно, – согласилась она с улыбкой.
– Потому что… – он смотрел на маму.
– Потому что это значит, что все это много шире и выше моего разума.
– Ты радуешься тому, что не можешь объять необъятное? – он улыбался.
– Нет. С другой стороны. Я радуюсь тому, что это необъятное есть.
Тут Тони, о котором они на время забыли, счастливо кивнул.
Тони открыл окно. Ночь заполнила их небольшую кухню в одно мгновение, словно давно ждала у окна, пока ей откроют. А вполне возможно, решил он, так оно и было. За окном, на первый взгляд, все было, как вчера. Но он отчетливо почувствовал, что все изменилось. Вчера еще была осень. Сегодня уже была зима. Небо было чистым, легкий ветер едва беспокоил спящие деревья. Если и стало холоднее, то на какие-нибудь пару градусов, не в этом было дело. В воздухе была зима. Она пришла из-за моря, улыбнулся он.
Снова проснувшись и придя в кухню, она остановилась, глядя в окно. Но теперь что-то опять было не то. Она досадливо повертела головой, оглядываясь в темной кухне и прислушиваясь к ощущениям. Тогда она поняла, что надо совсем к окну. Для этого она отодвинула в сторону, насколько позволяла площадь, стол. Сделав это и встав вплотную к подоконнику, она расплылась в довольной улыбке. Вот. То, что нужно. И тут же беспокойно одернула себя – зачем? Нет, нет ответа.
Тони посидел немного, собираясь с мыслями. Собравшись, он взял соломинку, повертел ее в лапах, примериваясь, и начал.
