– Погоди. Не перескакивай, – вернула его мама. – А с чего ты это взял?
– Я не взял. Мне так показалось.
– И что? К чему ты это вспомнил сейчас?
– К тому. Эта вспышка ночью. Я на какое-то мгновение не просто попал под снег. Я… я как будто бы мелодией стал, – он вспоминал ощущение. – И знаешь что? Я звучал сам. Меня не играли. И мелодия, она не конечна, понимаешь? Это не песня в три минуты. Не концерт для оркестра на два часа. Мелодия… она… она без конца. И она… не зависит от Тони.
Они помолчали какое-то время, переместившись вслед за енотом к следующему украшенному окну. Детская библиотека радовала аппликациями, шарами и куклой Снежной королевы.
– Тони умеет ее выпускать.
– Откуда? Зачем? – мама всплеснула руками.
– Я не знаю, – покачал он головой и улыбнулся. – Но это… Это, по-моему, чудо, мам.
Мама улыбнулась ему, покачав головой, и взяла Тони за лапу, чтобы вместе с ним рассматривать елку в библиотеке.
На следующий день зима официально вступила в права. И он это сразу почувствовал, стоя в дверном проеме, когда Тони открыл окно. Минус пришел внезапно. То ли еще будет, поежился он, кутаясь тщательнее. А вот фикусу, глянул он, хоть бы хны – новый вид, районированный. Можно в открытый грунт высаживать. Фикус отважно тянул зеленеющие ветки к открытой половине окна, куда врывался ветер.
Среди ночи что-то ее опять подняло. Она посмотрела на часы. Три. Начало четвертого. Время не то. То она проспала. Может, она просто так проснулась? Этот вопрос она задавала себе уже по пути в кухню. Да что же это такое?! Она разозлилась и вернулась в комнату. И снова ушла в кухню. В комнате было невмоготу. Нет, это невыносимо! Так она до снотворного дойдет! Отоспится она, ага… Она злилась и барабанила пальцами по подоконнику, глядя в ночь. Там шел снег. И, наверное, подморозило. Ветер периодически пытался замести снегом ее окно, словно ее саму. Но снег бессильно скользил по стеклу. Как будто внутрь просится, пришло ей в голову как-то тоскливо. Мало того, что она бродит по ночам. Мало того, что ее преследует какое-то наваждение, заставляющее, буквально гонящее ее к окну! Так еще и снег теперь будет наводить тоску? Она провела пальцами по стеклу и всхлипнула от жалости к себе и к этому беспризорному снегу. Бред какой-то.
Тони взял соломинку, уселся поудобнее, глянул на фикус и начал. Мелодия снова была другая и та же самая. Ему показалось, что сейчас он узнает ее везде, в любое время и в любой ее части. Как узнаешь знакомого человека в другой одежде или со стрижкой. Он подумал, может, он привык к звучанию соломинки? Может, это он соломинку бы узнал и отличил от остальных флейт и гобоев? Не говоря уже о саксофоне. Но вряд ли. Само звучание как раз напоминало ему какой-то инструмент из реально существующих. Он был не силен в них, но ему казалось, он уже слышал что-то похожее. Нет. Не инструмент он узнал. Он узнал мелодию. Такую разную каждый раз и такую не сравнимую ни с чем больше. Откуда она приходит? Куда уходит? И зачем? Нет ответов, покачал он головой. Нет. Одни вопросы.
Тони вопросы, конечно, можно задать, но… Он вспомнил, как енот отвечал не так давно на вопрос, знает ли он, в чем тут дело. Ничего определенного он от Тони не узнает.
Но у него было странное ощущение, что мелодия в курсе его присутствия здесь. С чего он это взял, опять было для него загадкой. Но, тем не менее, так ему казалось. Она как будто обращалась сегодня к нему, звучала для него, кружила рядом, никуда не стремясь, не торопясь. Он слушал, полный признательности и благодарности. Она звучала для него, он внимал ей. Так оно сегодня было, взаимно.
