* * *
Я слышала скрип перьевых ручек других студентов, работавших неподалеку, но сейчас меня занимал лишь один человек на свете. Филипп Ленард. Я взяла статью известного немецкого физика и начала читать. Следовало бы вместо этого читать тексты Германа фон Гельмгольца и Людвига Больцмана, заданные профессором, но меня заинтересовали недавние исследования Ленарда о катодных лучах и их свойствах. Он пропускал сквозь металлические электроды вакуумных трубок электрический ток высокого напряжения, а затем исследовал лучи. Ленард заметил, что, если конец трубки, находящийся под действием отрицательного заряда, окрасить флуоресцентным веществом, то миниатюрный объект внутри начинает светиться и перемещаться по трубке зигзагами. Это навело его на мысль, что катодные лучи представляют собой потоки отрицательно заряженных энергетических частиц; он назвал их квантами электричества. Отложив статью, я стала размышлять о том, какой свет исследования Ленарда могут пролить на широко обсуждаемый вопрос о природе и существовании атомов. Из какого вещества Бог сотворил мир? Может ли ответ на этот вопрос поведать нам что-то новое о предназначении человечества на созданной Богом земле? Иногда на страницах научных текстов и в проблесках моих собственных размышлений я чувствовала какие-то божественные закономерности, открывающиеся в физических законах Вселенной, которые я изучала. Именно здесь, а не на церковных скамьях и кладбищах, куда водила меня мама, я ощущала присутствие Бога.
Часы на университетской башне пробили пять. Неужели уже так поздно? А я даже не притронулась к тому, что было задано на сегодня.
Я вытянула шею, чтобы выглянуть в удобно расположенное окно. В Цюрихе нет недостатка в башнях со шпилями, и стрелки часов подтвердили: да, уже пять. Фрау Энгельбрехт блюла часы обедов в пансионе по-тевтонски строго, так что задерживаться было никак нельзя. Тем более что девушки уже ждут меня с инструментами, чтобы помузицировать перед ужином. Это был один из наших маленьких ритуалов, самый любимый мною.
Я сложила стопками свои бумаги и стала укладывать их в сумку. Статья Ленарда лежала на самом верху, и одна фраза бросилась мне в глаза. Я снова начала читать и так увлеклась, что подскочила, услышав свое имя.
– Фройляйн Марич, вы позволите мне вторгнуться в ваши мысли?
Это был герр Эйнштейн. Волосы у него были растрепаны еще больше, чем обычно, – как будто он специально ерошил пальцами свои темные кудри, чтобы они встали дыбом. Рубашка и пиджак выглядели не лучше – измяты так, что почти невозможно было понять, что это на нем такое. Своим неопрятным видом он резко выделялся среди аккуратно одетых студентов в библиотеке. Зато, в отличие от них, он улыбался.
– Да, герр Эйнштейн.
– Надеюсь, вы поможете мне решить одну задачу.
Он сунул мне в руку стопку бумаг.
– Я? – переспросила я машинально и тут же укорила себя за то, что не сумела сдержать удивление. Держись уверенно, сказала я себе. Ты ничуть не глупее других студентов в секции VIA. Почему бы соученику и не обратиться к тебе за помощью?
Но было уже поздно. Моя неуверенность уже была замечена.
– Да, вы, фройляйн Марич. По-моему, вы самая умная в нашей секции и куда лучше остальных разбираетесь в математике. Вон те болваны, – он указал на двух наших соучеников, Эрата и Коллроса: они стояли в проходе между двумя стеллажами, шептались и бурно жестикулировали, – пытались мне помочь и не смогли.
