Милана с Ружицей захихикали, а фрау Энгельбрехт снисходительно улыбнулась:
– Рада слышать.
Фрау Энгельбрехт бросила взгляд на настенные часы, а затем внимательно оглядела нас:
– Может быть, вы захотите привести себя в порядок перед ужином? Его подадут через пятнадцать минут, а прогулка на лодке по Цюрихскому озеру на ветру просто ужас во что превратила ваши волосы. Unordentliches Haar![2]
Это должно было подчеркнуть безобразие нашего внешнего вида.
Неважно, что за дверью пансиона Энгельбрехтов мы были талантливыми студентками – в его стенах мы оставались дамами, от которых ждали неукоснительного соблюдения приличий. Я провела рукой по волосам. Утром я аккуратно заплела их в тяжелые косы, а затем уложила в узел на макушке. Я полагала, что они выдержат и пешую прогулку, и путешествие на лодке, но сейчас нащупала множество тонких завитков, которые выбились из кос и спутались между собой.
– Да, фрау Энгельбрехт, – ответила за всех Ружица.
Пока мы поднимались по лестнице в свои комнаты, я пыталась на ходу распутать один особенно упрямый колтун. Безуспешно. Милана с Ружицей разошлись по своим комнатам, а Элен подошла ко мне сзади, чтобы помочь. Я стояла, пока она распутывала мне волосы.
– Хочешь, я зайду к тебе, и мы уложим волосы друг другу? Иначе мы едва ли успеем к ужину через пятнадцать минут, – сказала она.
– Пожалуйста.
Отперев дверь, я взяла с туалетного столика два гребешка и несколько заколок. Мы уселись на мою скрипучую кровать, и Элен приступила к многотрудному делу – расчесыванию моих волос. Мы с ней часто заходили друг к другу в комнаты, но волосы друг другу укладывали, насколько я помнила, первый раз, хотя я часто замечала, что Ружица с Миланой делают прически одна другой.
– Ой! – вскрикнула я.
– Прости. Это воронье гнездо нужно тщательно расчесать, иначе ничего не выйдет. Через несколько минут ты мне отомстишь.
Я рассмеялась.
– Спасибо, что уговорила меня пойти сегодня с вами, Элен.
– Я так рада, что ты согласилась. Замечательно ведь было, правда?
– Да, замечательно. Вид и лес великолепны. Я никогда не думала, что смогу одолеть такой подъем.
– Что за глупости, Милева. Такой поход тебе вполне по силам.
– Я беспокоилась, что буду всех задерживать. Ну знаешь – с моей ногой…
– Для такой умной девушки, которая добилась таких блестящих успехов в науках, ты ужасно не уверена в себе в других отношениях, Милева. Ты прекрасно справилась сегодня, и теперь у тебя нет никаких отговорок, чтобы не ходить с нами гулять, – сказала Элен.
Один вопрос, касающийся Элен, не выходил у меня из головы с момента нашего знакомства.
– Тебя твоя нога как будто совсем не беспокоит. Неужели тебя нисколько не волнует, как на тебя смотрят люди?
Густые брови Элен в недоумении сошлись на переносице.
– А почему меня это должно волновать? То есть это, конечно, неудобно – иногда я не совсем твердо держусь на ногах, и, наверное, не самая проворная среди нас, но почему из-за этого на меня должны как-то особенно смотреть?
– В Сербии считается, что хромая женщина не годится в жены.
Элен перестала расчесывать мне волосы.
– Ты шутишь?
– Нет.
Элен положила щетку на кровать, взглянула мне в лицо и взяла меня за руку.
– Ты уже не в Сербии, Милева. Ты в Швейцарии, самой современной стране Европы. Здесь нет места таким диким, устаревшим взглядам. Даже у меня на родине, в Австрии, а она по сравнению с прогрессивным Цюрихом – провинция, такого не потерпели бы.
