Традиции православной благотворительности - страница 15

Одни купцы сосредотачивали свою предсмертную заботу на единственном храме, другие старались облагодетельствовать как можно больше церквей. Так, первогильдеец Иван Андреевич Крашенинников завещал, помимо трат на погребение, «роздать из дому своего… в церковь Григория Неокесарийского, что за Москвою рекою на Полянке, где погребено будет тело мое грешное, Божие милосердие – образ Рождества Христова двенатцатилистовой, на нем шесть венчиков маленких серебряных и с лампадою оловяною. Да во оную ж церковь отдать на строение манастырской ограды денег тритцать рублев. Да тоя ж церкви отцу моему духовному иерею Федору Васильеву – образ Григория Неокесарийского семи листовой окладной в венцах…» (1746)[52]. А «шелковой ленточной фабрики содержатель» Иван Никитин сын Садовников, напротив, стремится помочь возможно большему числу нуждающихся: «…раздать в шесть недель на сорокоустие на сорок церквей по два рубли; да на дачю архиерею и протчим священнослужителем в шесть недель двесте тритцать пять рублев; да по вся дни на раздачю нищим в тюрмы и богаделни двесте рублев; да на выкуп ис тюрем убогих людей двесте рублев; в убогия пустыни и монастыри разослать, куды надлежит, двесте рублев; да на десять лет во означенною церковь за ранниею обедню давать погодно плату по тритцети рублев в год; за повсечасною Псалтырь день и ночь за год восемьдесят рублев» (1750)[53]. Подобных примеров по документальным материалам того времени, повторимся, известны многие тысячи.

Множество их обнаруживается на страницах вкладных книг московских и подмосковных монастырей, подтверждая, что не забыло купечество о благе древних обителей. Пусть в XVIII веке количество вкладов несколько снизилось, но по-прежнему несли купцы инокам серебряные лампадки, образа, богослужебные книги, пелены, покровы и покровцы. И конечно, немалые денежные суммы.

XVIII столетие дает не только биографии отдельных купцов и купеческих династий. В «век императриц» появляется массовая церковная учетная документация, а вместе с нею – и возможность четко установить взаимосвязь купеческих родов с приходской жизнью, больше того – с конкретными храмами. Одна из форм этой учетной документации, исповедные ведомости, позволяет увидеть, в каком приходе предпочитало селиться купечество, с кем оно соседствовало, кого пускало жить на свой двор.

Купеческие дворы и лавки были раскиданы по всей Москве. Но исторически сложилось, что в разное время «купеческими» становились то одни, то другие улицы и районы Москвы. Там «торговые люди» великого города концентрировались, там купеческий уклад жизни и быта становился преобладающим, а влияние коммерсантов на городскую жизнь – наибольшим. Так, в XVIII веке оплотом московского торгового люда, «купеческим парадизом», стало Замоскворечье. Сюда, поближе к ведущим на юг трактам, купечество перебралось из облюбованных знатью окрестностей Кремля. В Замоскворечье жили самые сливки купечества, соседствуя с рядовыми купцами и ремесленниками, а также представителями других социальных групп – дворян, крестьян, разночинцев. Всех их связывало между собой не только место проживания, но и общий ритм христианской жизни. Ее центрами были храмы Замоскворечья, образующие единую сеть Замоскворецкого сорока.

Сорок – церковно-административная единица, аналогичная современному благочинию. В среднем в его состав входило около 40 церковных приходов (на деле их могло быть от десяти до шести десятков). Всем известное выражение «сорок сороков» – лишь поэтическая метафора: число сороков в старой Москве не превышало шести-семи. Метафора эта очень характерна для христианского сознания, которое прибегает к удвоению, к умножению, дабы подчеркнуть значимость явления. А в Москве было чем гордиться! Москвичи всегда любили свой город с его сверкающими на солнце куполами великих соборов и малых церквушек, с колокольнями, возвышающимися над морем деревянных построек, кое-где разбавленных каменными хоромами богачей, с протяжным «малиновым» звоном, плывущим над всем миром – над Москвой-рекой, над домами и амбарами, над садами и огородами, коих немало было в Москве тех времен.