«Для пользы души моей роздать по церквам…»
Купцы-благотворители от петровской эпохи до времен Николая I
Любой образованный человек России знает, что «окно в Европу» прорубил Петр I. Эти слова стали крылатыми. Сказано между тем очень красиво, но очень неточно. Дверь русского дома, за исключением совсем уж кратких периодов, была веками открыта для европейцев, европейских технических новинок и европейской культуры. На протяжении всей исторической биографии Московского царства выходцы из Италии, Голландии, Англии, скандинавских и германских стран постоянно жили в России, служили русским государям. Так или иначе, они распространяли на нашей земле культурные веяния, связанные с Ренессансом, Реформацией и эпохой Просвещения. Однако на Руси, с интересом вглядывавшейся во все эти «новины», преобладали собственное мировоззрение, собственная культура. И то и другое основано было на восточнохристианской традиции. Проще говоря, на православии. Им проникнута была каждая клеточка старомосковского общества.
Петр I не окно прорубил. Он фактически снес одну из стен России, и в открывшийся проем хлынула Европа, затопляя собой исконно русское пространство. Прежде всего это влияние испытала на себе аристократии России, да и большая часть отечественного дворянства. Черед других социальных групп пришел позднее. Поэтому жизнь купечества, хоть и сталкивавшегося с «пятнами Европы» постоянно, в столицах и провинции, все же очень долго сохраняла живые традиции старины. Русский купец еще и в начале XIX столетия во многом был человеком XVII века. Лишь царствование Александра II, залп так называемых «великих реформ», крайнее небрежение властей к христианской жизни подданных вызвали масштабные и устрашающие перемены в укладе русского купечества. Вместе с ними пришел и золотой век русского меценатства – явление красивое, связанное с расцветом высокой культуры в Российской империи, но… отмеченное признаками отступления христианства в умах отечественных коммерсантов.
На протяжении всего огромного периода от Петра I до середины XIX века перемены в мире «торговых людей» происходят очень медленно. Выходцы из купеческой среды, по-хорошему консервативной ее толщи, в действиях своих руководствовались не только профессиональной тягой к барышу, но и религиозным чувством. Оно оставалось, оно было тогда живым и сильным. Оно сохранило щедрую благотворительность в качестве неотъемлемой части жизни для многих сотен или даже тысяч русских «торговых людей». Жертвовать на храм, на сиротский приют, на богадельню было естественно. Как и при царе Алексее Михайловиче или, скажем, Федоре Ивановиче. Вот причина, по которой, может быть, благотворительность того периода не столь понятна современному человеку. Наш социум оскудел христианским милосердием, религиозное чувство возрождается в нем очень медленно. Поэтому великие меценаты конца XIX столетия, жертвовавшие целые состояния на художественные галереи, на театры и балет, ясны и угодны интеллектуалу, пытающемуся разобраться в русской старине, а вот купцы, жившие за сто или сто пятьдесят лет до того и скромно несшие свою копеечку батюшке на колокола или на «ризы», выглядят ныне будто почерневшие иконы: лики на них трудно разобрать, смысл их трудно осознать до конца…
Современный историк и тем более просто хорошо образованный гуманитарий нашего времени знают о благотворителях той эпохи не столь уж много. Времена трех последних русских царей великолепно освещены в разного рода дневниках, воспоминаниях, записках. Среди прочего высвечена и жизнь коммерсантов. А для XVIII века основной источник по купеческому быту – не мемуары, а документ. Даже пресса в России проходит младенческий этап роста. Так что газета или журнал в правление Анны Ивановны, Екатерины II или, скажем, Александра I очень небогаты по части информации, связанной с судьбами нашего купечества. В результате огромное количество актов благотворительности осталось на веки вечные анонимными. Даже судьбы наших коммерсантов в целом, а не только их пожертвования на храм, на вспомошествование больным, убогим, сиротам и т. п. весьма сложно реконструировать. Тем более в подавляющем большинстве случаев трудно понять психологические мотивы благотворительной деятельности – живых красок мало…
