Я не обратил бы на него внимания, списав на старость здания, если бы не то, что произошло дальше. Скрип повторился. И еще раз. Словно кто-то невидимый медленно переступал с ноги на ногу в темном углу. Потом раздался другой звук – шорох со стороны книжных полок. Как будто кто-то провел рукой по корешкам книг. Или как будто сами книги зашевелились, перешептываясь между собой на своем пыльном языке. Кори подняла голову, прислушиваясь. Ее плач прекратился, сменившись напряженным ожиданием.
– Ты слышишь? – прошептала она.
Я кивнул. Звуки были тихими, почти неуловимыми, но они были. И они были… неправильными. Не естественными звуками старого дома. В них было что-то осмысленное. Намеренное. Затем по стене за камином что-то проскреблось. Звук был похож на то, как если бы кто-то царапал штукатурку ногтями. Длинными, острыми ногтями. Я вскочил, направил луч фонарика на стену. Ничего. Голая, потрескавшаяся стена. Но ощущение того, что за ней, внутри нее, что-то есть, было почти невыносимым. Дом оживал. Или, вернее, оживали его призраки. Призраки Октава? Призраки его безумных идей? Или призраки той трагедии, о которой мы только что читали? Может быть, чтение записей потревожило что-то, дремавшее в этих стенах? Разбудило эхо прошлого? Я вспомнил холод, который ощущал в «Пятничном Слоне». И здесь тоже похолодало. Не так резко, как в баре, но ощутимо. Температура в комнате упала на несколько градусов. Дыхание снова стало видимым. И этот холод, казалось, исходил от самих стен, от пола, от потолка. Словно дом выдыхал ледяной воздух.
Я достал из кармана черный камень, который Кори отдала мне после того, как мы пришли. Он был по-прежнему холодным, но теперь его вибрация стала сильнее, ощутимее. Он словно резонировал с тем, что происходило в доме. Был ли он причиной этих явлений? Или просто реагировал на них, как сейсмограф на землетрясение? Я поднес к камню осколок Наблюдателя. Взглянул сквозь него. Камень оставался черной дырой, но исходящие от него нити света, которые видела Кори на станции, теперь были ярче, интенсивнее. И они не уходили в одну сторону. Они тянулись во все стороны, пронизывая комнату, уходя в стены, в пол, в потолок, словно паутина. И в точках пересечения этих нитей свет сгущался, пульсировал. Одна такая точка была как раз в том углу, где скрипели половицы. Другая – у книжных полок, откуда доносился шорох. Третья – за стеной у камина, где кто-то царапался. Камень и осколок показывали нам карту паранормальной активности в доме. Или карту трещин в реальности, которые здесь, в этом месте, были особенно многочисленны и активны. И эти трещины реагировали на наши эмоции, на прочитанные слова, на само наше присутствие. Дом был не просто домом. Это был узел. Точка пересечения миров или состояний реальности. Место, где завеса истончилась. И теперь, когда мы потревожили его своей болью и своими вопросами, что-то начало просачиваться сквозь эту завесу.
Если вам понравилась книга, поддержите автора, купив полную версию по ссылке ниже.
Продолжить чтение
