Внутри было темнее, чем снаружи. На стене ярко проступал раздробленный квадрат окна, но свет от него не уходил вглубь комнаты. Очертания предметов были зыбкими, неясными, сливались в сплошные формы. Комнатка была в беспорядке – мебель сдвинута, посуда раскидана и побита, погребена под кипами обугленных бумаг. Многое было так или иначе подпалено, под ногами валялся пепел и зола. В пяти шагах от двери, рядом с потрёпанной ковровой дорожкой, потемневшей от жара, на дереве темнело самое глубокое прожжённое пятно, словно кто-то развёл костёр в доме, а сваленная неподалёку кипа всячины, увенчанная сорванной с потолка люстрой, была собрана на топливо для огня.
Третий снова запретил говорить. Он с повышенным вниманием рассматривал стены, печь, комод, сдвинутый со своего места у стены, наконец обратился к куче в середине помещения. Полина исподлобья следила за ним. Комната казалась смутно знакомой…. Что-то впилось в подошву – оказалось, сплюснутая деревянная бусина. Полину осенило, и это было неприятное открытие. Прежде она видела эту комнату на невыразительном черно-белом снимке из газеты. Там ещё было сильно обгоревшее исковерканное тело. Полина завороженно посмотрела на чёрный прогал в полу – у него не было красноречивых человеческих очертаний, большой чёрный треугольник с неправильными сторонами – и в глазах потемнело. Здесь жестоко окончилась жизнь адепта Огня, Люды Стрежиной. Здесь лежало её тело, подтягивающее колени к груди…
Третий поманил Полину пальцем. В рухляди, под осколками посуды и разломанной обугленной табуреткой, лежали стопки обгоревшей бумаги. Старомодную переписку использовали, чтобы развести огонь. Третий, сморщившись, разглядывал фронт работ. Кипа ломкой почерневшей бумаги вращалась перед его глазами, расслаиваясь на отдельные листы и собираясь из пепла. Применяя силу на месте обнаруженного преступления, он рисковал обрушить себе на голову Мага. Но девчонка промолчала.
Полина вздрогнула, когда он снова дотронулся до её руки, бережно пересыпав в неё истлевшие от жара кусочки. В темноте они были совсем чёрными, прогоревшие до невразумительного состояния. Должно быть, одно из писем, которое Высший адепт почему-то посчитал важным. На некоторых листах из розжига ещё угадывались марки и цветные штемпели.
Светлый из-за светлого платья силуэт Третьего двигался в полумраке у противоположной стены. Он высматривал что-то под потолком. Полине казалось, что ончем-то недоволен. Девушка не решалась двигаться, если здесь побывали маги-следователи, они наверняка побеспокоились о том, чтобы здесь не шлялись посторонние. Третий знал об этом прекрасно. На минуту Полине представилось, как легко ей сейчас будет выдать Высшего Адепта: неаккуратный шаг, почти естественное падение, и чувствительная струнка какого-нибудь защитного механизма, амулета или заклинания, будет задета, а Третий окажется в цепких лапах Первого…
Тонкая рука Сафико поднялась вверх и сжалась в неожиданно грозный кулак, по крайней мере, так почему-то казалось. Полина подавила вздох и задумалась, почему защита не сработала, когда Третий вылавливал сожжённую бумагу, которую она теперь держала в руке.
Третий знаками велел покинуть дом. Полине в этот момент ничего больше не хотелось, чем выбраться из неприятного места, пропахшего смертью.
Уже обратно в лесу, где тем временем изрядно потемнело, Полина, мельком вспоминая разговоры со Стахием, но постоянно перемешивая их с прочими мыслями, чтобы не насторожить Третьего, читающего её мысли, как открытую книгу, решила задать свои вопросы напрямую, так как все окольные пути, очевидно, были закрыты:
