Но рассказать челяди ничего не сумел, ибо был схвачен за ухо толстыми пальцами повара и под смех отроков уведён в поварню.
– Братцы, дружнее гребите, на нас весь Киев смотрит, – подбадривал горбатившихся за вёслами дружинников воевода Свенельд – бывшие славянские рабы отдыхали на палубе, с волнением глядя на плывущий навстречу бревенчатый град, напоминающий большое селище.
Святослав стоял на носу лодии, поставив ногу в красном сапоге на голову замысловатой сказочной зверюге, соединившей в себе одновременно черты волка, медведя и коршуна.
Чиж ещё говорил, что и бобра.
Собравшиеся у бревенчатого настила пристани, с которой их гнала киевская стража, смолокуры, кожемяки, кузнецы, селяне, гончары, их жёны и дети, приветственно заорали, узнав в стоявшем человеке Святослава.
Тот дружески помахал им рукой и коротко поклонился.
Толпа восторженно заревела и, поднапрягшись, опрокинула стражу в воду, заняв бревенчатый настил пристани. Правда, сжалившись, вытащили за шкирки тонущих стражей и вовремя, ибо первые лодьи, с поднятыми вверх вёслами, подходили к кромке пристани, легко ударяясь о дерево и тут же на их борта собравшийся народ стал подавать дощатые сходни.
Святослав в красном корзно, первым легко сбежал по сходням на пристань и под восторженный рёв толпы был подхвачен на руки и понесён по широкой, хорошо утоптанной дороге к киевским воротам, по пути с удовольствием вдыхая знакомые с детства запахи древесной стружки, берёзового дёгтя, сырых кож в дубильных чанах, жареного мяса и рыбы.
Перед воротами догнавшие его гриди с трудом вырвали князя из сильных лап кузнецов, гончаров, кожемяк и прочего работного люда, добродушно при этом поматерившись с ними, и с трудом протолкнулись сквозь телеги и встречающую воев толпу, в город.
Большинство лодей причаливали к берегу – на пристани места не хватало, и тут же разгружались
Неожиданно народ ахнул и вновь ринулся к Днепру.
– Верблюдов, дурни, увидали, – ржанул подъехавший верхом на сером в яблоках, жеребце Свенельд.
– Чудной народ эти киевляне, – усмехнулся Святослав, потерев серьгу со свастикой. – Верблюд им дороже князя.
Но не весь народ разбежался, а только те, кто ближе к пристани. Улицы были забиты гомонящей, грызущей калёные орешки толпой, выглядывающей в непохожей на строй толчее медленно бредущих гридей с красными щитами в руках, родных и знакомых.
– Гуди-и-м, Гудимка-а, – радостно заверещал молодой мужичок с жиденькой бородёнкой. – Братка-а, – подпрыгивал он, размахивая над головой рукой. – Как отпустят, враз домой. Вся родня с утра собралась тебя ожидаючи.
– Вот уж погудите, – гыгыкнул идущий рядом с Гудимом усатый ратник.
– Богачества, богачества-а-а много поимел? – прыгая, не унимался жидкобородый.
– Баб он много поимел, им всё богачество и раздарил, – получил локтем по рёбрам весёлый ратник, что шёл рядом с Гудимом.
– Тебе сапоги справные везу, а маменьке с папенькой гостинцы всякие, – ответно заорал дружинник брату, но тут воинство остановилось – дорогу ратникам и князю перегородил гурт блеющих овец, которых, под смех киевлян, хрен знает куда, бодро размахивая кнутом, гнал бестолковый лысый старикашка в лаптях, драных портах, но зато на сытом справном гнедом коньке.
«Куяба, – отчего-то вздохнул Святослав. – Как не было порядка, так и нет».
В теремном дворе князя с воеводами, старшими гридями и частью дружины – вся не поместилась, встречали мать, жена Предслава с детьми и Малуша с сыном Владимиром.
