– Да-а-а, – протянул он, критически оглядывая «памятник». – Уровень художественной выразительности вне всяких сравнений. Здесь придётся поработать!
Прежде всего довольно-таки вдохновенным движением Вадим расцепил их руки. Потом поднял Юлия с колена и со словами:
– Может, лучше так? – отвернул его голову от Стасеньки на девяносто градусов.
Зрители отреагировали на неожиданное художественное решение радостным смехом. Обойдя пару раз вокруг «монумента», Вадим одумался и, вздохнув, снова развернул Ромео к предмету его страсти. Более того, затем он чуть ли не буквально толкнул Джульетту в объятия возлюбленного, причём долго не мог остановиться на наиболее ценном в художественном отношении положении её рук. Юлий старался сохранять по мере возможности спокойно-безразличный вид, пока Стасенькины пальчики искали по воле скульптора выгодный ракурс на его спине, но для него это было, безусловно, трудно, не говоря уже о ней. Благодарные зрители веселились от души.
– Вот так вроде ничего, смотрится, – одобрил, наконец, Рожнов. – Уважаемые леди и джентльмены, обратите, пожалуйста, внимание на скульптурный портрет Джульетты. Весь облик юной итальянской красавицы дышит пламенной страстью по отношению к… – здесь Вадим сделал выразительную паузу. – Нет, Ромео, к сожалению, не хватает эффектности… А что если попробовать такой вариант?..
Несколько уверенных движений, внезапный Стасенькин слабый писк – и восхищённые зрители награждают талантливого скульптора аплодисментами. Теперь памятник выглядит в высшей степени оригинально: Ромео держит любимую на руках.
– Маэстро, грандиозно! – хлопает в ладоши организатор конкурса. – Итак, вы удовлетворены?
– Пожалуй, не совсем, – отвечает с довольным видом маэстро, не сводя глаз с Ромео, который, сохраняя свой обычный независимый вид, всё-таки уже начинает чуть заметно пошатываться под тяжестью пятидесяти с лишним Стасенькиных килограммов.
– Общий замысел, бесспорно, гениален! – рассыпается в комплиментах Вайнберг. – Примите мои поздравления, маэстро. Вероятно, вас не устраивают лишь кое-какие детали?
– Да, именно так, – царственно кивает «гениальный» скульптор и неторопливо обходит «памятник», тщательно осматривая его со всех сторон.
– А он, случайно, не рухнет? – весело интересуется публика.
– Думаю, пока нет, – отвечает маэстро с ослепительной улыбкой.
Зрители радостно смеются.
Ромео пошатывается, однако стоит по-прежнему с прямой спиной и спокойным взглядом. Джульетта замерла у него на руках, словно пойманная птица. Если бывают, конечно, в природе птички таких не маленьких габаритов. (Пингвины?)
Неизвестно, сколько минут ещё Рожнов расхаживает около своего творения, выдавая публике пространные рассуждения о художественной значимости деталей. Однако и ему в конце концов становится ясно, что пора заканчивать, – тем более что Ромео, вопреки всем ожиданиям, так и не собирается ни опустить Джульетту на грешную землю, ни хотя бы как-нибудь проявить элементарные признаки нетерпения, утомления и т. п. Однако Вадим ещё не теряет надежды оставить последнее слово за собой.
– Эврика! – восклицает он тоном внезапного озарения. – Я понял…
Зрители почтительно умолкают.
– Одежда! – веско произносит маэстро. – В ней всё дело. Где вы видели скромного итальянского юношу, какого там века-то – пятнадцатого? Шестнадцатого? В джинсах?! Надо, наверное, их снять, как вы полагаете?!
