Читать онлайн Юлия Лучаева - Три имени Жанны. Часть 2. Сестра Клер

Энтони Талбот едва дождался утра. Не смыкая глаз после нескольких приемов, на которые он был приглашен и которым не отказал ни одному, выпив все шампанское и весь эль, что подавали, он ввалился в свой дом на Пикеринг-плейс, более скромный, чем дом на Итон-сквер у Латаймера, но не лишенный своего очарования ввиду наличия во дворе одного из старейших домов виноторговли Британии, который был основан еще сто лет назад. Магазины, окружающие двор здания и коридор с Сент-Джеймс-стрит радостно принимали всех джентльменов из многочисленных клубов, расположенных поблизости, что в каждый отпуск позволяло капитану Талботу быстро найти подходящую компанию и не менее быстро оказаться дома, а утром выглядеть гораздо бодрее своих собеседников за счет пары лишних часов сна.

В эту ночь он пил много. Не шла у него из головы сверкающая графиня де Леви с ее черными глазами. Взглядом как огнем жгла. И нельзя было думать о ней, Генри ведь его друг… И не думать – нельзя. А пить – можно! Вон сколько эля еще в погребах… Залить все им: и этот чертов отпуск, и это посольство, и Латаймера с его кузиной, с глазами ее, черт…

К утру Талбот все-таки обрел силы вернуться в свой дом, хотя и нашел вход в него не с первого раза. Дворецкий у него тоже имелся, но был попроще и так давно, что тоже считал себя родственником барону Талботу, упокой, Господи, души его бедных родителей: видели бы они, каков их сынок! А ведь сэр Энтони подавал такие надежды! Мог бы с дружком своим, Латаймером, денег сделать в Африке, уже бы в Белгравии жили… Нет, взялся одно твердить: армия делает мужчину – мужчиной. А теперь этот мужчина лежал в холле полумертвый и, если его пошевелить немного, будто воскресал и шептал: «…Искры… Глаза ее…».

– Оставь меня, Дорсет, я уже тре-з-в. – уверенно сказал барон Талбот дворецкому и сел на ковре в прихожей более-менее ровно. Язык его не слушался, но хоть немного был подвластен. Чего нельзя пока было сказать о ногах – им требовалось время, чтобы вспомнить свое истинное предназначение.

Несмотря на эту досадную ночную заминку, уже в одиннадцать утра, бодрый, умытый и переодетый в чистый мундир, барон Энтони Талбот стоял на пороге дома Генри Латаймера, настойчиво стуча в дверь – не имея привычки сдаваться никогда, уж завтрак со старым добрым другом в Её присутствии он решил пережить.

Моррисон открыл двери и, не глядя, кто на пороге, почтительно отступил. Лицо его было мрачным, и сам воздух в этой богатой прихожей стоял тревожный, будто кто-то при смерти… Весь холл был уже уставлен корзинами с цветами для графини де Леви, поднос с визитками являл собою самую высокую пирамиду в мире, могла ли хоть одна примадонна Ковент-Гардена похвастаться таким количеством поклонников после удачной премьеры? Однако, напряжение и мрак витали в воздухе, сгущая его. Встревоженно, опережая дворецкого своего друга, Талбот вбежал в кабинет и увидел там Генри, сидящего за письменным столом возле телеграфа. Вокруг обстановка напоминала взрыв: по полу валялись осколки пепельниц и лампы, стул был сломан, бумаги разбросаны, складывалось впечатление, что в этом небольшом помещении дралось на саблях не меньше бригады всадников. Руки мистера Олтона, разбившие все это и разбитые, как и их владелец, тряслись, волосы упали на лоб и по низко опущенному лицу можно было подумать, что он плачет.

Он не плакал.

Смелый, предприимчивый, сильный и уверенный в себе, сэр Генри Гаррингтон, барон Латаймер, граф Олтон после того, как в ужасе пробегал всю ночь по улицам Лондона вместе с частными сыщиками в поисках Жюли, которой и след простыл, не плакал. Ни звука не прорывалось из его каменной груди. Все оставалось внутри, лишь в деталях выпуская наружу то искру боли, то высокую температуру гнева. Даже сидеть сэр Генри спокойно не мог: он менял положение, словно отталкиваясь от стола, от спинки стула, от всего, что прикасалось к нему в этом, в одночасье ставшим враждебным, холодном и пустом мире.

Ничего, кроме открытой двери из гостиной в сад, тьмы и смятой розы на их скамье, найдено не было. Слуги, дворецкий, камеристка, баронесса: все пили успокаивающие капли и бегали по его поручениям. В посольство сообщили – связь с деятельностью отца графини де Леви была очевидна. Ла Валетт дал своих людей в поиски, но, в интересах сохранения репутации графини де Леви, напрямую к полиции просил не обращаться.

Генри перестал чувствовать все остальное: боль гнала его, давала сил, затмевала усталость и даже страх за его Дженет. Но к утру он понял, что одной боли мало, чтобы ее вернуть… Все задействованные силы вскоре были истощены, а след леди Джейн так и не найден: никто в Белгравии ночью не следит за домами соседей. Неутомимые сыщики, тайная полиция при посольстве, разведка Британии, разведка Франции – все пытались разгадать этот ребус, и никто не добился успеха. Мало-мальски стройной версии произошедшего с леди Джейн не было, как и ее местонахождение оставалось тайной. Все это тихо, вполголоса, Моррисон рассказал сэру Талботу, остолбеневшему возле своего друга.

Несправедливость всегда возмущала Энтони Талбота, давая необходимую и иногда даже избыточную энергию для восстановления равновесия добра и зла. В этот раз больно было ему самому: видеть, как страдает его друг, умный, добрый и порядочный человек, и знать, что Она в опасности… Однако военная служба научила сэра Талбота главному для мужчины: действовать без промедления. Решительно сев перед другом в кресло, он начал говорить, усыпляя его отчаяние и помогая себе справиться с волнением:

– Генри, мы найдем ее! Нам нужно действовать обдуманно: нужны проверенные помощники, готовая на все армия и мозг, который все будет анализировать…

– Я начинаю думать, что тут замешаны все: и все разведки мира, и мое прошлое…

– При чем тут разведки? И нет ничего в твоем прошлом, чтобы…

– Есть, – жестко ответил Генри и опустил глаза, но больше не сказал ни слова.

Они договорились, что в их ситуации факт похищения графини де Леви действительно необходимо скрыть: это облегчит им поиски. Баронессу отправят в Брайдхолл: они всем скажут, что графиня де Леви отправлена врачом в Италию, на лечение. Леди Латаймер более всего подходила на роль того, кто организует и нужные слухи, и работу усадьбы до их возвращения. Встав с колен, на которых она провела в молитвах те малые часы отдыха, что ей были отпущены этой ночью, баронесса немного сопротивлялась своей миссии. Ей хотелось участвовать в поисках, быть по-настоящему полезной, однако встретившись глазами с сэром Генри она осеклась и ушла собирать свои вещи. Обернувшись на прощание к мистеру Олтону, она вдруг по-матерински коснулась его плеча и сказала тихо и очень твердо:

– Держитесь, сэр Генри. Она найдется. Обязательно пишите мне: я должна знать все, что вы найдете! Или я умру!

Слугам на Итон-стрит положили тройное жалование за то, что они держат язык за зубами, а представитель Британской разведки прибыл вскорости и рассказал им о том, что будет, если этот запрет будет нарушен. Моррисон единственный отказался от оплаты. Он понимал больше остальных: дочь начальника тайной канцелярии во время войны нужна каждой из противодействующих сторон, и он все еще был лучшим дворецким Лондона. Ему было странно, что похитили ее только сейчас, а не месяц назад, когда они приехали. Понятна дворецкому была поспешность хозяина со свадьбой: спрятать мишень всех разведок мира под другой фамилией в провинции третьей стороны, вдали от глаз, было лучшим решением для спасения любимой женщины. Но, как оказалось, все равно неудачным.

Отправили телеграмму в Брайдхолл чтобы приехал доктор Дойл. Лучшего аналитика и стратега Генри не знал, хотя был знаком со многими, да и не доверился бы никому другому. Мистер Дойл пообещал быть к ночи, наверняка заинтригованный срочностью и отсутствием деталей происходящего. И только тогда Талбот смог оставить своего друга одного, вдвоем с Моррисоном практически силой затолкав его в постель: свежая голова и отдохнувшее тело нужны для поисков больше, чем уставший, разбитый герой, бегущий в никуда.

Проваливаясь в сон, Генри думал, что это невозможно: он теперь никогда не сможет спать, пока она не вернется. Всю ночь они прочесывали улицы Белгравии, Итон-парк, затем близлежащие улицы, затем остальные. Он был на фабрике, он дважды прочесал периметр вокруг дома, он всю ночь звал подмогу, отбивая телеграммы в посольство Франции, Англии, частным сыщикам, и к утру помощь пришла: в дом входили люди, задавали какие-то вопросы, уходили, возвращались, обещали держать в курсе.

Она не сбежала – он знал это точно.

Она растворилась в темноте всего час спустя после того, как сказала «Tu es mon Dieu!»1 в гостиной и убежала собираться в дорогу. Ее Бог был повержен: он не уберег ее, не спрятал в Брайдхолле, не окружил его тройным кольцом конницы, не успел жениться на ней, не притащил ее чертова отца для венчания из Франции за шиворот, смог лишь ненадолго спрятать ее в Белгравии, но зачем-то согласился на этот дурацкий выезд в посольство… Высшее милосердие сжалилось над ним и погрузило его в сон против его воли. Там граф Олтон бежал по зарослям шиповника в Брайдхолле к старой беседке, продираясь сквозь обжигающие все тело болью колючие кусты, но никак не мог отыскать свою милую Дженет.

Талбот тем временем вернулся в расположение своей части с рапортом о продолжении отпуска еще на три недели по семейным обстоятельствам. Его командир долго не мог понять, с чего вдруг офицер, ранее не рвавшийся на гражданку, вдруг так заинтересовался мирской жизнью, но капитан Талбот в ответ на все вопросы молчал как партизан, сухо ответив, что все изложил в рапорте и добавить к нему более ничего не может, ибо это не его тайна. Отличная служба и горячее сердце капитана Талбота сделали свое дело: отпуск он получил, наравне с предложением помощи в случае ее необходимости.

Энтони Талбот очень хотел найти невесту друга.

И был готов сражаться за нее, если придется.

Но сначала – найти.

Дождливый вечер, загнавший под крыши тех обитателей Лондона, у которых они были, и под мосты тех, у кого их не было, привел в дом Генри Олтона и армию, и штаб-квартиру: пока хозяин мятежно спал, переместившись в кошмар не меньшей силы, чем прошедшая ночь, в его гостиной встретились доктор Дойл и капитан Талбот. Сидя у камина, потягивая бренди в ожидании хозяина, которого решено было разбудить, они не говорили о причине, которая послужила столь стремительному вызову доктора в Лондон: как умный человек, он понимал, что она веская, хотя и не была ему сообщена.

Мистер Дойл решил не продолжать свои упражнения в анализе этой истории, его самолюбию было достаточно того, что до сего дня он безошибочно угадывал дальнейший сюжет. Еще раньше самого мистера Олтона, доктор понял ту невероятную химию, которая возникла между Генри и его неожиданной подопечной, принесшей столько беспокойства в его дом и его жизнь. Несмотря на уверенную позицию ученого и медика самых прогрессивных взглядов, глянув на Олтона и его кузину, мистер Дойл готов был сразу поклясться, что Господь ведет каждого за руку к его счастью, а несчастья происходят лишь тогда, когда человек противится Его воле. Очень вовремя и очень кстати появилась эта милая французская кузина, так заполнившая пространство вокруг своего опекуна хлопотами о себе, что лучше и нельзя было выдумать лекарства от горя и отчаянья для человека, потерявшего всю семью. Их союз был предопределен и прекрасен, что могло испортить эту идиллию?