Читать онлайн Афина Сафонова - Три истории обо мне

Я существо, страдавшее бездомностью ровно 30 лет и 3 года. Бездомность была со мной везде.

В школе (я была изгой в смешных заплатках на штанах, от крайней бедности).

В родительской семье (маме не нужная, потому что похожа на папу, а папе – потому, что я дочь этой мамы).

В первом браке (хозяйкой дома была свекровь).

В пяти съёмных квартирах.

В собственном любимом деле я до сих пор «бездомна» – без диплома и признания сообществом. Никаким сообществом; вот хоть каким-нибудь сообществом признали бы? Аж самой смешно.

Поэтому в 18 лет меня занесло в…

…я не могу это называть сектой, потому что плохого я там не видела, а хорошего видела много. Это было братство-единство, радость от единомышленников, хороводы, добрые песни, позитивное мышление, желание и намерение спасать мир. Это было одно из направлений Нью-Эйджа. Казалось бы, как можно было вывалиться обратно в бездомность даже из Нью-Эйджа? Туда всех берут, всем рады…

Да нет.

Когда в 20 лет я заболела, и оказалось, что моё вегетарианство, позитивность и чистые помыслы не помогают мне исцелиться, мне стало стыдно перед моей тогдашней тусовкой. Словно картину порчу собой, хорошее движение дискредитирую. «Надо просто поголодать, почиститься! – говорили мне мои друзья. – Ну или вон живицы кедровой попить, скипидара, керосина, перекиси, мочи, водки с маслом, да и вообще искать причину болезни в себе, где ты в жизни натворила зла, девочка, куда идешь неправильно, и Бог тебя болезнью возвращает на верную дорогу!»

Другие же люди, напротив, говорили, что это Бог меня от пагубного Нью-Эйджа уводит, на истинный путь. И тем, и этим, стало быть, я была не нужна. Ни там, ни тут не было мне места.

А может, врачи? Вписаться в мирный круг нормально болеющих, в их сообщество. Нет. Здесь я – еретичка, не желающая принять собственную неизлечимость. Не принимающая химиотерапию пожизненно. Не лежащая по полгода из каждого года в больницах. Родившая всем наперекор ребёнка. Собирающая какие-то опасные травки, которые ей якобы помогают.

Бездомность так вросла в мою суть, что даже в проработках я видела себя кем-то вроде андерсеновской «девочки со спичками» – зашедшей погреться в чужой пирующий дом и стоящей в дверях нежеланною гостьей. Мне нехорошо было всюду, где у пространства имелся собственник, хозяин: я чувствовала враждебность к себе этой энергии, словно я – нищая, и хозяева боятся меня как классового врага, непонятную бесхозную маргиналку.

Да и занимаюсь ведь я чем? В основном.

В основном, я стою на границе миров. Там – и здесь. Мёртвое и живое. Я словно зеркало, через которое можно смотреть, можно ходить. Я вожу людей в Бессознательное, и вывожу оттуда обратно, как делают те психологи, которые шаманы – или те шаманы, которые психологи; но у меня нет бумажки, что я психолог или шаман. Это моя стихия – быть на границе, на грани. Слово «маргинал» означает именно это: человек, не принадлежащий ни к каким социальным группам, выпавший из всяческой принадлежности.

И это – то самое, что вызывает страх у обладателей «крепкой земной силы», а вернее, у боящихся смерти. Это естественно для людей: бояться того, в чем отражается их… эээ… бессмертная природа. Мы же не индусы, которые на кладбищах медитируют.

Но я не выбирала быть такой. Я искала свое место, свою принадлежность. Мечты исполняются, как вы знаете. Главное правильно помечтать. В мои 20+ я была уже очень начитавшаяся книг по правильному мечтанию.

«Вот смотри, у меня есть свой дом, – говорила мне подруга. – Полгода назад я прочитала книгу, как правильно мечтать; помечтала, ради прикола, и отпустила – это важно; сделала несколько простых действий – склеила коллаж из понравившихся домов и на стенку повесила; и дом случился! Муж неожиданно согласился взять ипотеку; объявление дома нашлось – такого, как я мечтала, да ещё и с приличной скидкой! Родители денег подкинули и кредит помогли погасить за полгода, и теперь у нас есть Дом, а до этого не было дома …дцать лет. Видишь, как легко добываются дома силой мысли!»

Но эта формула не учитывала фундамент, который был у мечтавшей подруги. Фундамент – присутствие хорошего (мужа, мужниной работы, родителей) и отсутствие плохого (долгов, иждивенцев, болезней и общего экономического кризиса).

Энергия мечты, действительно, колоссальная. Но чтобы выстроить всю цепочку, нужную для воплощения в ваших условиях того, чего вы хотите, ей надо сильно постараться… Создать целый сценарий. Построить фундамент. Кому-то дать мужа, а кому-то – страдания, а кому-то – и то, и другое, последовательно (как мне).

Сейчас скажу странное. СВОЙ СЦЕНАРИЙ ВЫ ЗНАЕТЕ.

Сценарий – это когда вы, например, пытаетесь пожелать себе… например, здоровья. Потому что разваливаетесь, и жизнь не мила. Но изнутри, вместо этого, вылезает что-то большое и кричит: «Хочу сначала любви, сильнее хочу любви!»

А потом вы получаете любовь. И снова хотите пожелать себе, например, здоровья. Но вместо этого изнутри вылезает что-то большое и плачет: «Хочу своей земли… хочу травку под ногами, мою, зелёную…»

И это ещё хороший вариант сценария, потому что осуществимый. А что, если вы, сильнее всех прочих желаний, хотите, чтобы всё у всех было хорошо? Тогда ждать вам исполнения вашей мечты до морковкиного заговенья. Это словно нести воду (энергию), для полива своего саженца, в очень дырявом сосуде; ведь вы хотите сперва полить весь земной шар, а потом, если что-то в сосуде останется – то полить свой росточек.

Выход? Прорабатывать, конечно. Исследовать сценарий, и менять то, что можно менять.

… Но я продолжу о своём. Лирика.

Все мои мечты исполнялись быстро, мощно и с катастрофическими последствиями. Те, для которых требовались промежуточные этапы – тоже.

В мои 20 лет, когда моя мама прошибла насквозь бревном мою палатку, в которой я жила у неё в огороде, я подумала: а не сдать ли её в психбольницу? И жильё у меня тогда будет, и спокойствие. Но её когда-нибудь выпустят, и она размажет по забору мои кишки (извините).

Я нашла папу и спросила его совета. Папа сказал: «Непременно её выпустят, непременно она размажет; сделай так, чтобы она не знала моего адреса». У него было всё хорошо, новая семья и сын. «Не говори ей, что встречалась со мной, а то ведь у меня сын. Попробуй жить с ней как-нибудь мирно».

И я испугалась звонить в психбольницу.

Вместо этого я громко, сильно, отчаянно пожелала, чтобы Бог поместил меня куда-нибудь к разумным людям подальше от мамы, не менее чем за 300 км.

А потом поехала гостить, дружить, путешествовать, обитать где придётся. Когда тебе 20 и исключительно радостный взгляд на мир – от радости, что убежала из ада – то это не называется бомжеванием, это называется "мир возлюбила".

Менее чем через год моя мечта осуществилась: я оказалась беременна, роднёй моего ребенка оказались разумные люди, и они жили более, чем за 300 км от моей мамы.

За год до исполнения мечты мне приснился сон, и я записала его в дневнике. 6 мая 2009 г; три месяца до зачатия дочери.

Во сне я шла мимо зловонного грязного озера и видела, как большая рыба задыхается на берегу. Я кинула её в воду, но она выскакивала на берег, желая покончить жизнь самоубийством.

Тогда я взяла рыбу и принесла домой, выпустила в аквариум. Совсем тесный, но чистый. И рыба осталась жива.

Через год, 6 мая, я родила дочь.

У меня уже был «неизлечимый» диагноз; я была той рыбой, которая уже сильно пострадала от мутной и тухлой воды. Но у меня, наконец, появился аквариум… Итак, у меня появился «аквариум».

С чужими правилами, но с «чистой водой», с разумными людьми.

И можно было так жить, лечить свои постоянные пневмонии, развивать ребёнка, писать книги, поддерживать мир в семье; уходить от тоски и скуки в онлайн-работу и в творчество. Внутри у меня был вопрос, который мне страшно было спросить у мужа, потому что ответ был очевиден.

«Если бы с нашим ребёнком что-то случилось, не дай бог… если бы не стало вдруг у нас любимого, обожаемого ребёнка; сколько времени мне позволено было бы находиться в вашем доме?»

Как-то само собою разумелось, что нисколько. И, может быть, никто бы меня не выгонял, но я сама ушла бы, осознав очевидную неуместность моего обитания там. То, что я приглашена и допущена как воспитательница и няня, а остальное, штамп о замужестве на бумаге – это фикция. Но мне, после «тухлого озера», было и это хорошо; я боялась услышать ответ, потому не спросила.

С супругом мы дружили. Так же хорошо мы могли продолжать дружить и за тысячи километров, и так же хорошо, кажется, продолжаем дружить и сейчас. Он хороший друг. И человек хороший. Кажется, у нас даже ни разу не было скандала, а это плохой, очень плохой признак для брака.

Говорю так сейчас, испытав все радости скандалов с любимым, которые происходят, как минимум, потому, что:

– мы небезразличны друг другу, поэтому разъединяющие нас вещи – болезненны;

– мы доверяем друг другу, и поэтому можем выражать открыто непонимание, обиду или гнев по поводу всех болезненных вещей, зная, что второй поймёт и простит, потому что любит.

… В общем-то мне некогда было тосковать. Из моего Сценария вылезала только одна большая тоска: тоска по своей земле, своему саду. Тоска по траве под ногами, на которой можно лежать.

Дача с чужими правилами не спасала.

В тот период я купила себе маленький шарик на ёлку, с рисунком дома в деревне. Как символ. Как мечту. Как тоску. Тогда я уже начала понимать, что не коллажи на стене воплощают мечту, а мечта воплощает… сначала коллажи, потом что угодно. Ритуалы, символы. Это огромная накопленная энергия желания рвётся хоть что-то, хоть как-нибудь сделать.

В моем случае это рвалась тоска по дому, в котором я выросла и который ошибочно считала своим. По маминому огороду. По траве, по кустам, по «моей» ёлке, которая стала уже в десять раз меня выше, а я её не видела и не могла обнять уже столько лет, и не смогу теперь никогда. По ёлке, которую посадили родители в год моего рождения, и которая в первый раз дала шишки в том же году, в котором я родила дочь.

А коллажи и всё прочее, ритуальное – это знаки, что мечта будет исполнена. Иногда это разрешение себе её исполнять, действенное. Я верю в знаки.

В тот период я много ездила.

Дома (у свекрови) мне было плохо. Я рвалась путешествовать, благо, повод был и внутри, и снаружи. Внутри – я очень уставала от постоянной ругани новой «мамы». Я неправильно вела хозяйство, не так воспитывала ребёнка, не ухаживала за мужем, перечила.

Травматики, они ж какие. Они либо каменеют, как статуи, либо вспыхивают огнём, либо истерят, как в дурдоме, если что-нибудь им напоминает То Самое. Так-то они нормальные, практически, люди, но если То Самое из-за угла подкрадётся, то впадают в неадекват.

Я, кажется, каменела, а внутри вспыхивала огнём, а потом молча, внутри, истерила, а потом делала что-то вовне. Например, убегала с вещами и ребёнком куда-нибудь в гости – пожить, поработать. «То Самое» для меня было – напоминание о том, что я никто на той территории, никаких прав не имею. Это не то же самое, но почти такое же, как когда-то бревном мамы в мою палатку.

И, кажется, я до сих пор так же поступаю, если откуда-то с лихим ветром прилетит что-нибудь, похожее на То Самое, и покажется из-за угла.

Внешний повод путешествовать тоже был. В новых городах я вела семинары и индивидуально работала с людьми трансовыми техниками, как психолог-шаман. Я шутила, что Бог нанял меня на работу.