Как он понял теперь, Нелка придумала этот дурацкий уговор просто потому, что в любой момент жизни хотела быть уверенной: она продолжает нравиться Сергею. Ведь если бы это было не так, он, по уговору, должен был ей об этом сказать. А раз не говорит – значит, все в порядке, она для него по-прежнему единственная, все в жизни прекрасно и можно быть счастливой. Нелке очень хотелось быть счастливой, без всяких условий и оговорок. А он, честный олух (не зря говорится – простота хуже воровства) однажды в самом деле приперся к жене с признанием: понравилась мне тут одна… Нелка тогда недавно родила и сидела с малышом дома, а Сергей, даром что шалопай и бывший двоечник, уже заканчивал аспирантуру. Научный руководитель иногда поручал ему проводить семинарские занятия. Там-то и встретилась аспиранту конфетная лисичка: носик уточкой, сладкий голосок, туалеты изобилуют кружевцами и оборочками, манеры жеманные. Словом, женский тип, диаметрально противоположенный спортивной, искренней и веселой, иногда резкой Нелке. Надо думать, лисичка понравилась Сергею именно по принципу противоположности. Привыкший к спартанской Нелкиной простоте, он клюнул на медовое, в пышных оборочках, мещанство. Ведь и в нем есть своеобразная прелесть, как решили в обществе потом, лет эдак через десять. А пока интуитивно назревал спрос на что-то новенькое, иное, чем Нелкин тип, так хорошо вписавшийся в стиль пятидесятых годов. Впрочем, все это было неважно, судьбоносным оставался сам факт – Сергею понравилась другая женщина. И надо было исполнить уговор.
Эх, если бы он прежде, чем признаться Нелке, посоветовался с отцом! Тогда его жизнь сложилась бы совсем иначе. Отец объяснил бы, как позже объяснял много раз, что понравиться может кто угодно и кому угодно; главное дело, что следует за этим первым импульсом. Если не следует ничего, можно с чистой совестью похоронить его в себе, не тревожа близких. Сергей вскоре сам стал думать подобным образом и попросил профессора освободить его от ведения семинаров… Но он уже сказал Нелке, во исполнение их трижды проклятого договора! Жена не захотела быть мудрой и сама стремглав кинулась навстречу их общей беде. Гордость заставила ее отдалить мужа: раз тебе нравится другая, значит, ко мне ты больше не прикоснешься! А ему, для того чтобы забыть лисичку, нужна была именно близость с женщиной: моральная и иная. Он говорил тогда родителям: «Единственный, кто может спасти меня от развода с женой – это сама жена». И еще глаза застила странная, ничем не оправданная гордость, едва ли не обида на обособившуюся от него Нелку. Зачем она так; ведь он вел себя честно и только исполнил их общий договор!.. А конфетная лисичка встречалась в коридорах, во дворе института, во всяких незапланированных местах…
Первые годы после развода он виделся с сыном на квартире родителей, куда переселили Сережика. Малыш рос слабеньким, нервно возбудимым (у врачей, особенно психиатров, часто рождается такие дети), и отдавать его в ясли было нежелательно. Нелка глушила тоску работой, приходила домой поздно, а бывшая теща-коммунистка начала к тому времени хворать. Тогда отец и мамочка с тайным волнением предложили свои услуги − они будут рады вырастить внука. Сережика отдали с условием: не учить ребенка молиться, вообще не говорить с ним о Боге. Это условие педантично исполнялось по букве, но отнюдь не по сути: специально ребенка никто не учил, зато дед и бабушка частенько молились у него на глазах. И отвечали на его неизбежно возникающие вопросы. Как же не отвечать, если ребенок спрашивает?
