Со временем два Сергея, старший и младший, все больше отдалялись друг от друга. Сын на все вопросы отвечал одним ничего не выражающим словом «нормально» и пожимал при этом плечами, что означало нежелание говорить с Сергеем Григорьевичем всерьез. А после смерти его дорогих родителей прекратились и свидания с сыном.
Тогда еще не было квартирной приватизации – в знакомые до последней черточки комнаты поселили чужих людей. Уже взрослый Сережик переехал к матери, где и продолжает пребывать по сю пору. Он теперь компьютерный программист, хотя раньше учился на археолога. Понятно, так можно быстрей заработать деньги. А может быть, в решении сына сыграло роль нежелание Нелки подолгу оставаться одной, что было бы неизбежно при отъездах сына в экспедиции. Нелкина мать давно уже умерла, замуж во второй раз Нелка не вышла, по-прежнему работает в психиатрии. Мир оказался не так уж тесен: до сих пор они с Сергеем Григорьевичем нигде не сталкивались, ни на семинарах, ни в министерстве, ни где-либо еще. Впрочем, возможно, Нелка следит за их возможными встречами и намеренно их блокирует…
6
Сергей Григорьевич приготовился встретить своего первого пациента. Сегодня им должен был быть Никита Кожевников – молодой человек, гуманитарий по профилю образования, которое все не может закончить, а также по качеству эмоций, которым не достает четкости и меры. Давний носитель ее величества депрессии: Сергей Григорьевич бился с ним уже несколько лет и все не мог найти эффективного метода лечения, хотя и старался вовсю, больше, чем всегда. Можно сказать, просто из кожи лез. Кроме врачебного долга и обычного человеческого доброжелательства, он испытывал к Никите еще дополнительные симпатии: юноша был верующий, что будило в Сергее Григорьевиче запоздало осознанную любовь к родителям. То-то ликовал бы отец, доведись ему слышать собственные мировоззренческие сентенции из уст двадцатилетнего Никиты! И мамочка. Говори им в свое время Сергей что-нибудь подобное, оба, наверное, были бы еще живы…
Однако подчас Никита испытывал терпение своего врача. Болезненно воспринимая любую несправедливость, любое несовершенство мира, юноша не пытался что-то исправить, а просто отходил в сторону и страдал. От этих постоянных страданий он в конце концов и свихнулся. Разве можно в нашей сегодняшней жизни дергаться из-за малейшего нарушения правильного порядка вещей? Плюнули под ноги, выругались на улице матом, старушке в метро места не уступили – и вот уже наш Никита истекает внутренней невидимой кровью. Однако на борьбу его не хватало. Не мог собрать свою волю – чистейшей воды психастения! А может быть, подсознательно считал, что не стоит меняться из-за той капли в море, которая зависит от него, Никиты Кожевникова. Вот если бы пойти на все мировое зло в целом, так тут не жалко и умереть. Короче, он был не согласен с жизненным принципом самого Сергея Григорьевича: «Если не можешь вымыть всю лестницу, вымой одну ступеньку». И в результате слепился слабый, испуганный, вечно ноющий человек, страдающий сам и неприятный для окружающих.
– Здравствуйте, – как всегда, с минорной ноткой в голосе поздоровался входящий Никита.
– Здравствуй, дорогой, рад тебя видеть, – нарочито бодро отозвался Сергей Григорьевич. – Ну, что скажешь хорошего?
Никита развел руками – что тут можно сказать хорошего, если на улицах плюют, в общественных местах матерятся, а старушкам в метро не уступают места… «Что хорошего»? – такая постановка вопроса, на его взгляд, звучала почти кощунственно.
