– Так завтра, должно быть, снова на директрису пойдём. Как же ты будешь?
– Пойду как-нибудь… – отвечал Родионов, – Уж не могу я отправиться в больничку, не могу, не по мне такие штуки.
Он прекрасно понимал, что завтра опять придётся терпеть эту боль, идти вровень со всеми, чтобы не выбиваться из строя, и всячески делать вид, будто бы он в полном порядке. И неизвестно ещё, когда всё пойдёт на поправку, но он, Родионов, подчас гордый, как павлин, по-другому не мог. Он не мог представить, что какую-то часть своей службы проведёт на лечении, что его переоденут в эту идиотскую пижаму, а сослуживцы назовут «каличем» и слабаком. И что потом он скажет своим друзьям, когда вернётся? Он не может оказаться в таком положении, это не для него!
– Да уж, так себе идут дела… – проговорил он, задумчиво глядя на свежую блестящую каплю крови, сочащуюся из раны, – Но всё-таки лучше я здесь.
Погода стояла превосходная. Отливающее цветастой голубизной небо без единого пятна облаков, перемежающееся у горизонта туманной дымкой, раскинулось бескрайним шатром в вышине, убаюкивающее всё под собой. Одинокий на небосводе ослепительно-золотой круг солнца держался низко над землёй и щедро одаривал округу пышными волнами жара. Над разогретой дорогой поднимался оттого увесистой стеной поток тепла, и скученный воздух весь иссох. Лёгкий, возникающий в глубинах лесных чащ ветерок иногда нагонял строй, поглаживал загорелые мокрые от пота шеи солдат и неслышно ускользал прочь.
Рота преодолела короткий участок леса, поднимая за собой непроглядные клубы пыли, тот самый участок, который обыкновенно солдаты преодолевали бегом, гуськом, ползком, вприпрыжку, но никак не обычным размеренным шагом. Настроение у всех было прекрасное и возвышенное, поскольку этот день обещал быть увлекательным и значимым. То был день первых стрельб из автомата, и рота в полном составе и вооружении направлялась к стрельбищу, что находилось в широком поле в пяти километрах от полка, между танковым огневым городком и директрисой. Курсанты в большинстве своём были взволнованны и заняты мыслями о предстоящем деле, но многие шутили, смеялись, за что их наказывали пробежками вокруг строя. Всё же это никак не могло подорвать их хорошего настроя.
– Раз, раз, раз, два, три! Прямо! Рота! – бойко командовал Курилов, и солдаты отвечали ему четким шагом. Курилов также был в хорошем расположении духа, потому как предпочитал огневую подготовку любой другой. – У кого мой автомат?
– У меня, товарищ старший сержант! – отвечал ему Дубовиков, что шёл позади, смотрел за порядком во взводе и нёс автомат Курилова. Автомат Дубовикова нёс Гуреев.
Накануне этих ответственных стрельб, которых офицеры опасались, а солдаты очень ждали, в роте была проведена серьёзная работа. Солдат каждый день за неделю до того учили обращению с оружием, условиям упражнения по стрельбе, которое предстоит выполнить, но главным образом требованиям безопасности. Совсем недавно в одной из близлежащих частей произошёл трагический случай, который и взволновал командиров. После подобных стрельб из автомата учебная рота прибыла в расположение, и вскоре бойцы принялись чистить оружие. Один из солдат взвёл автомат и разрядил выстрелом, как то и положено делать перед чисткой. Однако он перед тем не отсоединил магазин, в котором остался ещё каким-то образом патрон. Вместо холостого щелчка раздался выстрел, и пуля угодила прямо в затылок другому новобранцу, что сидел впереди. Голову ему размозжило, и никаких шансов выжить у него не было.
