Читать онлайн Ольга Михайлова - Триаркс. Тень Сенрит

Триаркс – эра забытых богов. Тень Сенрит.

Время стирает память… Даже если вы забыли своих богов – они помнят о вас и не простят столь пренебрежительного отношения к своей божественной сути.

Искорёженный мир, словно брошенный сад,

Мы, ступая в него, не посмотрим назад;

Не возьмём ничего – ни с собой, ни в себе,

Мы лишь топливо бога и сгораем в огне!

Пара мужских рук грубо схватила меня за предплечья, вынуждая упасть коленями в вязкую, пахнущую нечистотами, грязь. Мозолистые пальцы вцепились в мои волосы, запрокидывая голову назад: перед глазами качнулось тёмное полотно небес, а затем мой взгляд упёрся в холёное лицо замершего посреди дороги господина. Стальное лезвие холодных глаз скользнуло по мне – взмах тонкой руки в белой перчатке и вот уже меня волоком тащат сквозь толпу попрошаек и оборванцев.

Пройдя мимо ветхих построек, мой конвоир свернул к старому, но ещё крепкому на вид амбару. Скрип проржавевших петель, бесцеремонный толчок в спину и вот я лежу на холодных, запорошенных требухой прогнившего сена, досках. Скрип закрывающейся двери погружает меня в кромешную темноту… Тьма это хорошо – она ласкова и тиха, укутав тебя в своё пуховое одеяло неведения, спасает от реальности, которая приносит лишь боль… Тьма скрывает не только очертания предметов, но и границы времени. Находясь в блаженной пустоте неведения, я не сразу ощутила присутствие постороннего – человек вошел так тихо, что старые петли даже не скрипнули, не издали протяжный стон предупреждения. Свет молодого месяца, прочертив на полу бледную линию, упёрся в меня.

Тёмный высокий силуэт, чуть повернув голову, отрывисто бросил кому-то позади себя:

– Свет.

Тут же от стены отделилась тень. Неяркая вспышка разгорающегося пламени и на пол, возле меня, опустилась зажжённая масляная лампа.

– Подальше от неё, – властный, немного раздражённый голос.

В кружок света нырнула уже знакомая рука – её хозяин не так давно приволок меня в этот сарай. Лампа оторвалась от пола и замерла в метре от меня, на несколько мгновений осветив хмурое, покрытое старыми шрамами лицо моего конвоира. Пламя качнулось и, поднявшись выше, застыло – лампу повесили на одной из балок. Короткое и властное:

– Жди снаружи.

Тихий скрип закрывающейся двери. Всё это время неподвижный силуэт, замерший у дальней стены сарая, пришёл в движение и, отделившись от теней, шагнул в рассеянный круг света. Сидя на полу, я не осмелилась поднять глаз на подошедшего ко мне мужчину. Мой взгляд остановился на гибкой чёрной плети в его руках – медленными, плавными движениями, словно лаская, он разворачивал её передо мной. Сделав скользящий шаг в сторону, мужчина обошёл меня и остановился позади.

Неожиданно тишину амбара нарушило шипение взметнувшейся к потолку плети, что, изогнувшись змеей, опустилась на мою спину. Вцепившись шипами зубов, она прочертила вдоль моего позвонка рваные борозды и вновь взлетела в темноту потолка. Кожу лизнул очередной поцелуй боли и я, зажмурившись, до крови прикусила нижнюю губу – кричать было нельзя, иначе к звонким ударам плети добавится удар сапога под рёбра, об этом говорил весь мой многолетний опыт бродяжничества.

Удар, новый удар и так по кругу: вспышка боли, секундная передышка и ожидание очередного поцелуя плети.

Моя и без того потрепанная в скитаниях одежда вскоре превратилась в лохмотья и с каждым новым ударом сползала с меня жалкими ошмётками разорванной ткани. Стоя на коленях и уперев ладони в пол, я затуманенным болью взором наблюдала, как кровь, стекая по моим обнажённым плечам, рёбрам и груди, скапливается на полу вязкой темной лужицей.

«Интересно, надолго меня ещё хватит? – мелькнула в моём сознании отрешённая мысль. – Сколько ударов позади и сколько ещё предстоит выдержать? И за что? За то, что я, простая нищенка, посмела поднять глаза на проезжающего мимо благородного господина?»

Ответом на мой вопрос стал свист плети и новый удар. Силы начали покидать меня: руки дрожали, ладони скользили по влажным, от моей собственной крови, доскам. Покачнувшись, я чуть было не ударилась лицом о деревянный пол старого амбара. Удержалась. Опустившись на локти и склонив голову к самой земле, я пыталась абстрагироваться от боли, что вновь и вновь вгрызалась в мою истерзанную плоть новыми ударами.

У стены, прямо напротив меня, я заметила зеркало в треснувшей раме. Покрытое мелкими трещинами, со сколотыми углами, оно взирало на меня мутным холодом стекла. Брошенное в этом старом амбаре, всеми забытое, оно доживало свой век в изгнании, так же как и я, вынужденное отражать на своей поверхности всю грязь, мусор и безразличие этого мира… И если зеркало отражало прогнившую солому, мышиный помёт и ржавые инструменты, то я – удары плети и холодность, равнодушие человеческой души…

Между ударами плети я осмелилась поднять глаза выше и увидела в отражении зеркальной поверхности своего истязателя – высокого, широкоплечего молодого мужчину. Дорогой светлый костюм был обезображен красными брызгами крови… Моей крови. Длинные, пепельного цвета волосы собраны в хвост и перекинуты за спину. На красивом, слегка бледном лице, застыла холодная, словно фарфоровая, маска: серые глаза, резко очерченная линия скул, сжатые в тонкую линию губы. Взгляд безучастный, отрешённый, словно это не он, а кто-то другой, методично взмахивая рукой, превращает мою спину в истерзанный кусок мяса. Мне хватило лишь мимолётного взгляда в эти глаза, чтобы понять – он, даже не поняв этого, просто забьёт меня до смерти. Если бы его жестокость питала злость, а не безразличие, у меня был бы шанс избежать мучительной смерти – ведь злость может со временем выкипеть, истечь на пол лужей чужой крови, а безразличие питает пустота, границы которой не известны даже ей самой…

Новый удар, а затем ещё один и ещё. Мой взор помутился. Чувства и ощущения, что сжались внутри в один сплошной, пульсирующей агонией, нервный узел, притупились настолько, что я перестала ощущать боль. Меня, как и мою боль, растоптали, изрубили в месиво. Пошатнувшись, я стала заваливаться на бок, а затем, неловко развернувшись, упала на спину. Мой разум предпринял очередную попытку погрузить меня в беспамятство, но и на этот раз у него ничего не вышло – за всю свою жизнь я испытала достаточно боли, чтобы свыкнуться с ней, сделать частью своего жалкого существования.

Вот и сейчас, лёжа на спине и тяжело хрипя, я смотрела снизу вверх на своего мучителя. Казалось, мужчину не особо заботило то, что я упала и теперь безвольным мешком валяюсь у его ног – ни один мускул не дрогнул на его лице, лишь взгляд холодных глаз быстро пробежался по моему оголённому животу, скользнул по холмикам грудей, на секунду задержался на лице. Отведя назад руку, он замахнулся для очередного удара. Следя за концом плети, что, достигнув потолка, теперь стремительно приближался ко мне, я, защищая грудь и лицо, инстинктивно вскинула руки. Закрыв глаза, сжалась в ожидании росчерка боли. Однако, испустив разочарованный вздох, гибкий хвост плети пронесся мимо меня и хлёстко ударил по доскам рядом с головой.

– Убери руки, – холодный и, такой же, как и его взгляд, бесцветный голос.

Привыкшая подчиняться без вопросов, я сделала, как велели. Его взгляд упёрся мне в грудь тяжёлой ледяной глыбой. Сделав ко мне шаг, мужчина, выхватив из кармана платок, навис надо мной. Протянув руку, парой резких движений промокнул, а затем стёр кровь с ложбинки между моих грудей. Его собранные в хвост волосы соскользнули с белой ткани плеча: кончики прядей, мазнув по моей оголённой коже, тут же окрасились красным.

– Откуда это у тебя? – спросил он чуть дрогнувшим голосом.

На мгновение я поймала взгляд мужчины: лёд его глаз дал трещину, сквозь которую просочился робкий отсвет… надежды?

– Столько, сколько себя помню, – скосив глаза на своё родимое пятно, с трудом ответила я.

Ничего не сказав, мужчина выпрямился и быстрым шагом направился к выходу. Слушая его удаляющиеся шаги, я закрыла глаза и позволила тьме утащить себя в нору беспамятства…

Блаженная пустота, позволь мне остаться с тобою навек, прими меня в свои объятья, в которых нет ни жара, ни холода… ни тьмы, ни света… ни любви, ни ненависти…

* * *

Свет ярким пульсирующим пятном выхватил моё дремлющее сознание из потока безмятежного небытия и бросил на острые пики реальности – прикрытые веки, приняв на себя удар солнечных копий, окрасили мой внутренний взор в красно-розовые тона. Скривившись, я предприняла попытку отвернуть лицо от света, и тут же волна боли, пробежавшись жалящими пальцами по всему моему телу, сорвалась с губ вскриком раненной птицы. Застонав, я, до зубного скрежета, сцепила челюсти – лёжа на животе, обессиленная, я мало что могла сделать в таком положении. Глаза мне так и не удалось открыть, но это было не так важно, как неожиданно накатившее на меня ощущение жажды – хотелось пить. Неимоверно, до спазма в горле, хотелось пить!

Послышался скрип открывающейся двери. Спешные женские шаги. Шорох задвигающихся штор и спасительная полутьма. Звук льющейся воды. Тонкие пальцы осторожно приподняли мою голову за подбородок, холод стекла у потрескавшихся губ и блаженная жидкость, что вливается в моё иссушенное горло живительным потоком. Сделав пару глотков, я закашлялась. Сотрясающееся тело отдалось новой волной боли. Заныла шея и ко всем радостям истерзанного тела прибавилась ещё и сверлящая мозг головная боль. Я вновь провалилась в темноту.

Интервал между моими пробуждениями постепенно сокращался и, в один прекрасный дождливый день, я смогла остаться в сознании дольше, чем на пару минут. Поморщившись, я открыла глаза. Мрак ночи смягчала вуаль кажущегося спокойствия, сотканная из рассеянного света масляной лампы и успокаивающего шелеста дождя за окном.

Боль в затёкшей шее заставила меня повернуть голову на другой бок. Взгляд прояснился, и я заметила сидящего за полукруглым столиком мужчину. Беззвучно барабаня пальцами по столешнице, он смотрел в потемневшее от ненастья окно. Дрожащее пламя стоявшей на столе лампы, танцуя всполохами полутеней на застывшей маске его лица, мягкими золотистыми линиями очерчивало точёный профиль мужчины. Словно почувствовав мой взгляд, он повернул голову.

Мой, устремлённый на него, взгляд, абсолютно ничего не выражал, впрочем, как и его, обращённый на меня. Возможно, смотря мне в глаза, мужчина пытался разглядеть в них отблеск злости, страха, отчаяния или, может, раболепия, но я была абсолютно пуста внутри, впрочем, как и он сам. Так ничего не прочитав в моём взгляде, мужчина, с налётом скучающей грации, бесшумно поднялся со стула и направился к двери. Мой взгляд не последовал за ним, а уперся в холод стекла, за которым начала разворачиваться буря: ветер хлестал по окнам рваными плетями воды и шатал стёкла так сильно, словно намеревался выбить их из рамы, а затем залить помещение своими влажными стенаниями. Вой ветра напомнил мне о свистящих ударах плети – невольно вздрогнув, я прикрыла глаза.

– Раз тебе уже лучше, то завтра отправляемся в дорогу, – услышала я хлесткий, как удары бича по моей спине, голос мужчины.

Он ушёл, бесшумно закрыв за собой дверь. Успевший скользнуть в комнату сквозняк задул дрожащее пламя стоявшей на столе лампы, оставив меня наедине с темнотой. Не нагружая себя бесполезными мыслями и вопросами, я провалилась в исцеляющий тело, но не разум, сон.