Тринадцатая игла - страница 3

Драгомир шагнул вперёд:

– Что сшить?

– Разрыв. – Она коснулась его груди. – Там, где он вырвал тебя.

Пальцы вошли внутрь – без боли, лишь холод. В глазах потемнело, и память вдруг начала доставать откуда-то из потаённых уголков, давно забытые образы.

Он увидел:

Ребёнка у костра, хотя нет, это он сам только еще маленький.

Человека в рогатом шлеме. Драгомиру показалось это лицо до боли знакомым. Ну конечно это же его отец.

Женщину, что зашивает рану на боку мальчика. А это мать.

Но теперь он разглядел детали:

Шлем – не кожаный, а сплавленный изо льда и костей

Рана – не от ножа, а как будто что-то вырвано

Нить в руках матери – та же, что зашивала рот Волчьему Зубу

Голос прорезал видение:

«Ты был дверью. Теперь станешь нитью.»

Драгомир вскрикнул и очнулся – стоял коленями в земле, а перед ним…

Тень.

Та самая.

Но теперь она обрела черты – его отец, каким он должен был бы быть в старости.

– Пора, – сказала тень.

Игла вспыхнула в руке Драгомира, горела синим пламенем, не обжигая кожи, но выжигая память. Тень отца протянула руку – не из тьмы, а из пространства, треснувшего, как гнилая доска. За разломом виднелись:

Искажённые силуэты Костяной Горы

Корни, пронзающие небо вместо облаков

Безглазые птицы, сидящие на ветрах

– Каждым стежком будешь убивать часть мира, – сказала тень голосом, похожим на скрип льда под сапогом. – И часть себя.

Драгомир вонзил иглу в край разлома.

Земля взвыла.

Воздух сплёлся в видимые нити:

Кроваво-красные (жизнь)

Сине-чёрные (забвение)

Мерцающие серебром (память Костоправки)

Он потянул серебряную нить. Игла вела его сама, как рука матери в детстве. Каждый прокол оставлял:

На реальности – рубец из инея

На теле Драгомира – синюю трещину

На тени отца – кусок плоти, превращающийся в берёсту

– Что я зашиваю? – крикнул воин, чувствуя, как мороз пожирает его пальцы.

– Дыру, через которую выполз Тот, Кто Был До Богов, – ответил отец. Его фигура теперь наполовину обрела плоть – седую бороду, руки в боевых шрамах, но ниже пояса он оставался дымом. – Твоё ребро было пробкой в этой дыре. Я вытащил его, когда сделал тебя Воином.

Воспоминание ударило, как нож:

*Мальчик Драгомир у костра. Отец протягивает чашу с дымящейся кровью. «Выпей – станешь сильным». На боку ребёнка – свежий шрам**. Женщина (мать) плачет в темноте.

Драгомир упал на колено. Игла выскользнула из рук.

Серебряная нить не порвалась. Она подхватила иглу, заставив её парить у разлома. Из воздуха проступили руки – молодые, женские, со шрамами от шитья.

– Мать?

Голос пришёл со всех сторон:

«Он солгал. Ребро – не пробка. Это ключ, данный нам для защиты. Он украл его, чтобы отпереть дверь.»

Тень отца взревела, бросаясь к призрачным рукам, но нити опутали его.

Драгомир поднялся. Меч «Зов Туманов» на его поясе запел песню, которую он слышал в детстве – колыбельную матери.

Он схватил иглу.

– Как исправить?

«Сшей его с миром. Навеки.»

Руки указали на отца.

Тень стала материальной – седой воин в рогатом шлеме изо льда, каким запомнил его сын. Его глаза метали молнии ярости.

– Ты погубишь нас всех! Дверь должна быть открыта!

– Почему?!

– Потому что за ней – настоящая жизнь! Не этот кусок гнили! Отец ударил кулаком в грудь – туда, где у Драгомира зияла пустота. – Там был её дар! Способность видеть миры! Я сделал тебя слепым, чтобы спасти!

Правда обожгла:

Мать-Костоправка была стражем порталов. Отец – мятежником, желавшим разрушить границы. Драгомир – их оружием… и разменной монетой.