По камере, поплыл прошибающий аромат, арбузной чачи.
Получилось литра четыре.
Народ, кружком, устроился, вокруг, «стола».
С умывальника принесли единственную в «хате» кружку и, наполнив ее, «до заклепочки», первому поднесли Рахметову, как наиболее нуждающемуся.
– Не боись, у нас все стерильно! – Весело хохотнул Румын, видя, как у Рахметова вытянулось лицо.
Не тот был парень Рахметов, чтобы ударить, в грязь лицом, перед сокамерниками. Чача пахла, как чача, выглядела нормально, и он мужественно, в один прием, вытянул полкружки.
Привкуса, потных ног и гнили, напиток не имел. Он огненной струей потек к желудку, Рахметова.
По очереди, причастившись, все расселись на нарах и дружно закурили.
– Это все, Валерьяныч придумал. – Расслабленно сказал Румын. – Он, тут, еще при Брежневе, сидел.
– Что за Брежнев – такой? Никогда, про такого, не слышал. – Самоуверенно напыжившись, сказал Морозов.
– Был такой правитель. Еще до эволюции. – Сказал интеллигентный Сергей.
– До Аграрной? – Спросил Толик, наивно хлопая глазами.
– Нет, до Великой Кастричницкой, Социалистической. – Пробурчал, от окна, пожилой лысый, как бильярдный шар, дядька, которого все звали Славой
– Это, что еще, за эволюция, такая? – Снова спросил Толик.
– Про Ленина слышал? – Спросил лысый Слава.
Толик кивнул.
– Его рук дело…
– Давайте завязывать, с этими разговорами. – Озабочено сказал Валерьяныч.
– Так мы же, не про памятник, а про личность, в истории…
– Все равно, здесь, эти разговоры, ни к чему. – Сказал Валерьяныч. – Вам может и все равно, а мне, как ранее подозревавшемуся, в тунеядстве, добра ждать, от таких разговоров, не приходится.
Все, с изумлением, уставились, на него. Крайние, даже привстали, что бы лучше видеть. Все смотрели, на Валерьяныча, так словно видели, первый раз.
– Ты, Валерьяныч, про это, ничего, не говорил. – Уважительно, сказал Румын.
– А, вам это надо? Обошлось и, слава богу. Не дали пойти, по кривой дорожке. Честным трудом, загладил вину, перед обществом.
– В Крыму лечился? – Спросил интеллигентный Сергей.
– Боже, меня, упаси! Из Крыма, разве возвращаются? Особенно, теперь, когда его к Чечне присоединили. Я, ведь в самый разгар эволюции попал, да и проходил не как идейный, а как заблудший. В трудовой, что-то, там, по компьютеру, не срасталось. Тогда, еще выбор был. Хочешь в санаторий, хочешь на лесоповал. Да, тогда, никто, особо, не спрашивал. В Крым, только, самых упертых, бегунков, отправляли. Остальных – на рубку. Мы вдоль железки, на Брест, расчистку, делали.
– Там бэрсэмовцы рубили. – Гордо, сказал Рахметов, которого, немного, отпустило.
– Где они были, твои, сээмовцы? На телевизионной картинке, в чистеньких костюмчиках? – Разгорячился Валерьяныч. – А, кто шел впереди, через хмель, сосны и крапиву?
– Сосен, теперь, нет, только секвойи. – Сказал Толик, который, видимо, хорошо учился, в школе.
– Это для тебя, сынок, они – секвойи, а для меня сосны. Эволюционировали заразы, да! Только, как были соснами, так соснами и остались. Сколько наших полегло, от этих елок, не счесть. Только, зазевался, кто, вошел, в зону поражения и готово – еще один «ёжик».
– Что, еще за ежик? – Надменно, спросил Морозов. – Сидишь, тут, про каких то ежиков, рассказываешь.
Рахметов почувствовал легкий зуд, в костяшках пальцев. Именно этот зуд, был причиной его двух первых залетов.
– Ты Павлик, еще молодой, многого не знаешь. – Вкрадчиво сказал Валерьяныч. – А в «ежика» человек превращается, когда сосна пульнет, в него, иголками. Иголки, в тело, повпиваются и готов «ежик». Иголки, яд, пускают, и гниет, потом, человек, заживо. Излечивались, конечно, со временем, но, сколько рук, ног, у людей, порезали…
