На грохот и стоны сбежались все служители, что находились рядом. Среди них – Панфой. Для него специально Калхас услужливо отодвинул занавеску.
– Лаокоон. – изумился Панфой. – Да это святотатство. Ты в своем уме?
Вместо него ответила толстушка:
– Что смотрите? Что – интересно стало? Не знаете, чем муж с женой заняться могут? И нет тут никакого святотатства.
Она театрально надула и без того полные губки, прикрыла какой-то священной ризой пышную грудь, бросила мужу сияющий золотом торжественный пеплос с топчана – мол, прикройся, дорогой.
– А ты что ухмыляешься? – напала Антиопа на Калхаса, который попытался спрятать довольную улыбку. – Ты думал – обед несу для мужа – потому меня пустил? Нечто я не знаю, что в храме он поест. Да он все время пропадает в храме. А что? Я все скажу. – это уже с претензией к Панфою – причем со скоростью сто слов в минуту. – Мы женаты месяц скоро. За это время я мужа видела лишь раз – то служба у него, то бдения ночные, то он работает в библиотеке – что такое, я не знаю, то ритуал священный…. Надоело. Или детей иметь – не святое дело? А как они появятся, скажите? Если он – красотка ткнула пухлым пальцем в грудь Лаокоона – Все время занят?
Панфой внимательно выслушал ее тираду и обратился к Лаокоону – тот молча ждал, не двигаясь с места – лишь голову понуро опустил.
– Приведи себя в порядок, супругу проводи и сразу же ко мне.
С тем Панфой задернул ширму.
***
Для Панфоя, чье религиозное воспитание прошло в Дельфах, все случившееся просто не укладывалось в голове. Как можно презреть все данные обеты, забыть торжественные клятвы, наплевать совершенно на всех богов, пойти на поводу у низкой похоти – заняться прелюбодеянием прямо в храме, пусть и со своей женой. Этого Панфой никак не мог понять. Верховный жрец само служение богам считал призванием, уделом избранных, куда идут по зову сердца, а никак не на работу. Потому жрец должен быть свободен от мирских желаний – семья, любовь не для него, жизнь жреца посвящена служенью без остатка, ну а любовь – единственно к богам. И мысли должны быть высоко. Смотреть под юбку женщинам жрецу недопустимо. Так считал Панфой и соответственно, завел порядок строгий.
Потому в троянских храмах жрецу, если он хотел занять высокую должность, приходилось делать выбор – или отказаться от личной жизни, зато расти по служебной лестнице, или, обзавестись семьей, но прозябать внизу. Стоит отметить, что таких строгостей редко где придерживались. В других городах жрецам не запрещалось жениться, но Панфой, как ученик дельфийской школы, не допускал и мысли ослабить заведенный им уклад.
Однако действительность брала свое – молодым мужчинам, пусть искренне желавшим жизнь посвятить богам, хотелось жить полной жизнью, продолжить род – чем это плохо? Но Панфой считал, что это отвлекает, и полной нет отдачи от служения такого. Нельзя одновременно быть и здесь, и там.
Вот почему Лаокоон, которому хотелось и должность хорошую занять, и завести семью, женился тайно. Но любовь все карты спутала, и все открылось. Да так, что хуже некуда. Лаокоон с весьма понурым видом пришел в библиотеку – на ковер к Панфою. Тот ждал его довольно долго – думал, Лаокоон не явится вообще. Сбежит и не захочет отвечать за действия свои. Но Панфой ошибся. Жрец стоял пред ним, потупив взор, краснел, бледнел попеременно – словом, переживал и знал свою вину. Лаокоон покорно ждал заслуженного наказанья.
