Сашка двинулся за ним. Длинные коридоры были пусты и тихи.
Сверху слышался треск машинки. Сашка поднялся наверх по деревянной скрипучей лестнице.
В крохотном кабинете сидела женщина.
– Вам кого?
– Начальник есть? – спросил Сашка.
– На связи. По коридору направо.
Сашка пошёл. В комнате по коридору направо пищала морзянка, хрипел динамик, и на двери висела краткая вывеска: «Посторонним! В радиорубку! Категорически!»
Сашка остановился у двери.
– Сорок пятая. Сорок пятая. Как слышите? Приём. Кто на рации? Здравствуйте. Хавелев! Да, Хавелев! Приём. Принято. Двенадцатая. Хавелев, вызываем двенадцатую. Приём.
Сашка отошёл к стенке, закурил.
– Что? – взорвалось за дверью. – Как ушли? Всех каюров на поиск. Сколько пропало? Оленей сколько? Все? Третьи сутки? Под суд! Под суд тебя отдам, Митренко!
Радиошум и энергичный голос Хавелева бушевали за стенкой, куда вход был категорически…
Сашка прислонился к стене, решил ждать.
– …Ничем не могу помочь, – выслушав Сашку, сказал товарищ Хавелев, свирепого облика грузный мужчина. – Весной! Весной я тебя ждал, дорогой товарищ. Весной были люди нужны.
– Не так меня поняли. Я спрашиваю совета: как проще выбраться, чтобы попасть на восток.
– Ты что, странник? – изумился Хавелев.
– Сексурдах. Мне надо на Сексурдах.
– Сек-сур-дах! Значит, не просто странник. Завтра наш бот идёт вниз по реке. Там порт. Попробуй оттуда.
– Спасибо, – сказал Сашка.
– Я за спасибо бродягам не помогаю.
– А за что вы им помогаете?
– Поможешь завхозу. Доплыть. Получить. Погрузить.
– Договорились.
– Ночевать в общежитии. Разыщете сами. Пока!
– Спасибо всё-таки, – сказал Сашка.
– Весной приходи, – буркнул вслед Хавелев. – Весной мы странников хорошо встречаем.
Сашка шёл по улице, поглядывая по сторонам. Увидел вывеску: «Смешанный магазин». Зашёл. В магазине, где справа консервы, а слева ситцы, было пусто. Потом откуда-то из-за стенки медленно выплыла продавщица.
– Новенький! – удивилась она. – Новый человек, убей меня гром. И сразу же за спиртом пришёл, а?
– Нет.
– Тогда что же?
– Сапоги, – сказал Сашка. – Размер сорок три. И рюкзак. Вон тот, за семь пятьдесят.
Прямо на крыльце он снял кирзовые разбитые сапоги и натянул болотные резиновые. Поставил старые сапоги рядом с крыльцом. И возле примостил опустевший чемодан.
В свитере, болотных сапогах он превратился сразу в видного парня, каким и был когда-то, во времена соревнований и тренировок.
Продавщица выплыла на крыльцо.
– Приезжий. Непьющий. И, наверное, холостой, – определила она.
– Точно, – ответил Сашка.
Продавщица неторопливо с головы до ног осмотрела его оценивающим женским взглядом. Сашка встретился с ней глазами, усмехнулся.
– И красивый какой, – заключила продавщица.
Она ушла и тут же вернулась:
– Держи!
– Что это?
– Дефицит. Штормовка на молнии. И брюки из непромокаемой ткани. Размер твой.
Сашка посмотрел на этикетку. Отсчитал деньги.
– При магазине живу, – сказала вслед продавщица. – Заглядывай вечерком.
Сашка обернулся.
– Телевизор вместе посмотрим. – Продавщица засмеялась.
Сашка месил грязь. Улыбался.
Чёрный остроносый дощаник шёл вниз по реке. Был пасмурный день, ветер гнал по серой воде мелкую, но упорную волну, и берега были под стать этому дню – чёрные торфяные обрывы, поросшие мелкой сосной Приполярья.
На руле сидел бывалый мужик в полушубке, под полушубком ковбойка без пуговиц, всезнающий прищур узеньких глаз.
– Приезжий, – сказал мужик. – Тебя для чего ко мне посадили? Чтобы я плыл не один. Не отъединяйся.
